Василий Сахаров - Вариант Юг

Почесав покалеченную руку, Ловчин, которому не хотелось гнаться за каким-то там судовладельцем, подумал и сказал:

- Вот и зачем нам этот Костиков? Деньги с других буржуев соберешь, до двадцати миллионов немного нужно.

- Это дело принципа. Сегодня один буржуй красногвардейцев подкупил и из города свалил, а завтра другие начнут думать, что такое возможно. Поэтому надо достать этого гада и предателей, чтобы другим неповадно было. - Андрющенко помялся и добавил: - Все, что у Костикова возьмете, ваше.

- Довод серьезный, - оскалился Ловчин, а затем принял роковое для себя и его братишек решение: - Согласен. Только проводник хороший нужен.

- Есть такой человек, паренек один, из наших. Еще до революции подпольщикам помогал, все тропинки вокруг Ялты как свои пять пальцев знает и следопыт хороший. Так что дело плевое. Костиков, наверняка, к перевалу двинулся, а хороших тропинок там немного. Тем более место, где буржуй в лес вошел, уже нашли.

- Ладно.

Матросы ударили по рукам. И через полтора часа, собрав почти своих людей и, взяв проводника, чернявого семнадцатилетнего юношу из местных жителей, который представился, как Анастас Георгидис, Ловчин начал погоню.

Георгидис встал на след беглецов сразу. Севастопольские матросы двигались ходко, с полудня до темноты успели преодолеть около пятнадцати километров и заночевали в лесу. На следующий день преследование продолжилось, моряки перевалили хребет, и надеялись быстро догнать Костикова. Но сделать этого не получилось. След буржуя и предателей петлял, приходилось идти по нему, и отряд снова вышел на хребет.

Братишки вновь остановились на ночевку. Вокруг было тихо. Они поужинали, погрелись у костров и послушали байки друг друга. Выставили караул и, закутавшись в толстые брезентовые полотнища, заснули. А под утро расщелину, в которой отдыхали революционные моряки, окружили недобитые золотопогонники. И на не ожидавших нападения черноморцев сверху посыпались ручные гранаты, а тех, кто пытался выбраться из ловушки по тропам, встречали пулеметные очереди и меткие пули винтовок.

Андрею повезло. Вечером он съел кусок несвежей подкопченной рыбы, и проснулся до рассвета. У него скрутило живот. Поэтому он покинул место ночлега и отошел метров на пятьдесят в сторону. И когда его братишек начали убивать, гонимый животным страхом, который он сам любил нагонять на «драконов», контриков и членов их семей, Ловчин ползком, словно змея, извиваясь между покрытых мхом древних камней, покинул поле боя и бросился бежать…

Тем временем выстрелы позади моряка стихли, и он застонал от обиды, горечи поражения и стыда. В этот момент Ловчин был противен сам себе и на мгновение, остановившись возле крупного старого граба, моряк ударил кулаком по стволу, и снова побежал. Однако увлеченный своими внутренними переживаниями, он не смотрел под ноги и оскользнулся на мокрой траве, не удержал равновесия, упал на спину. Ноги не чуяли под собой опоры и, цепляясь здоровой рукой за невысокий кустарник, Андрей полетел под откос. Ему казалось, что он падал целую вечность, но, конечно же, это было не так. Он упал с высоты пять метров и оказался в широком горном ручье.

На миг, зажмурив глаза, моряк ушел под воду. Но глубина была небольшая, метра полтора, и он тут же встал на ноги. Холодная вода быстро привела его в чувство, матрос стал соображать более рационально и эмоции утихли. После чего, осмотревшись, он увидел, что слева и справа из ручья зубьями вверх скалятся несколько острых валунов.

- Мне сегодня везет, - представив, что мог упасть на камни, прошептал сквозь зубы Ловчин и выкарабкался на берег.

Задерживаться на одном месте нельзя. Наверняка, его след скоро обнаружат, если золотопогонники уже этого не сделали, ведь он не лесовик и когда покидал место уничтожения своей ватаги, не думал, что следует уйти незаметно, не до того ему тогда было. Однако сразу продолжить свой бег к морю, он не мог, требовалось выжать одежду.

Андрей разделся догола, согнал с форменки, брюк и бушлата влагу, а затем осмотрел свой намокший безотказный «наган». После чего десять минут моряк посидел на корточках и, с отвращением, натянул на себя сырые вещи и ботинки. Пора идти и Ловчин, посетовав, что потерял бескозырку, встряхнулся и, вымазываясь в земле, выкарабкался с берега ручья в лес и оказался в глубоком длинном овраге.

Снова осмотревшись и не заметив рядом ничего подозрительного, Ловчин устремился на юг, туда, где было его спасение. И в это время впереди он услышал шум. Кто-то громко разговаривал, почти кричал. Грязная ладонь Андрея крепко сжала рукоять пистолета, и он задумался. Что делать? Назад нельзя, второй раз перебраться через ручей будет трудно и на противоположном берегу слишком крутой откос. Из оврага не подняться, опять же крутые склоны. На месте оставаться опасно, здесь он мишень. Значит, вперед? Да, иного выхода нет.

Решение было принято и матрос, осторожно ступая по редкой пожухлой траве, направился на выход из оврага. Он прошел метров сто пятьдесят, может быть, чуть больше. На выходе из низины затаился и раздвинул колкие разлапистые ветки кавказского можжевельника. Перед ним небольшая полянка и черноморец увидел как метрах в десяти от него, под большим буком, двое крепких мужчин в гражданских полупальто с винтовками в руках, азартно хекая, ногами и прикладами колошматят моряка. Братишка, которого контрики забивали насмерть, оказался Ильей Петренко, и позже, анализируя сложившуюся ситуацию, Ловчин сам себе признался, что кого другого, он, скорее всего, бросил бы на произвол судьбы. Но Илья был «своим», верным другом, который для Андрея значил столько же, сколько все остальные братишки вместе взятые. Поэтому над вопросом, помочь Петренко или нет, он не задумывался.

Сделав глубокий вдох, Ловчин перехватил за ствол пистолет, из которого сейчас, чтобы не привлечь внимания других врагов, стрелять нельзя, и проломился через можжевельник. Он бросился на людей в штатском, которые были беспечны, и не ожидали его появления, а затем рукояткой пистолета ударил ближнего противника в височную кость.

Хруст! Первый противник, покачиваясь, упал, и Андрей кинулся на второго. Однако его подвели мокрые отяжелевшие брюки, которые зацепились за еле заметно выглядывающий из серой земли корень. Заминка. И этим без промедления воспользовался контрик, который оказался ловкачом, и прикладом «мосинки», быстро и точно, снизу вверх, приложился в грудь матроса.

Андрей задохнулся, а тут новый удар, уже в голову. И хотя белогвардеец смазал, соприкосновение с прикладом произошло вскользь, Ловчин поплыл и опустился на колени.

- Ну, сука! - выдохнул контрик. - Хана тебе!