Василий Сахаров - Вариант Юг

Наконец, все, что я хотел сказать, было сказано, и на некоторое время, в комнате воцарилась тишина, которую прервал полковник Жуков:

- Какие твои дальнейшие планы, старшина?

Полковник признал полученное мной на Дону звание. Это было хорошим признаком. Поэтому я ответил прямо и без обиняков:

- Завтра на Екатеринодар выступаю. Надо наше правительство и добровольцев выручать. Все трофеи, взятые в Тихорецкой, оставляю в вашем полном распоряжении и никак на них не претендую. Если Рада восстановит свою власть, вернете припасы правительству, а нет, тогда они вам в борьбе против большевиков помогут.

- Через день-два на нас со Ставрополья и Павловской натиск пойдет. Может быть, останешься еще на несколько дней?

- Оборона - гибель всего дела. Да и если бы я даже хотел остаться, все равно не получится. У меня приказ и я его выполню.

- Раз так, то хорошо. Кого в Тихорецкой за старшего командира оставишь, и сколько с тобой наших казаков на Екатеринодар пойдет?

- За старшего командира остается войсковой старшина Дереза, а силы мои следующие: полторы тысячи конных, тысяча пластунов, четыре орудия и бронепоезд.

- Против тех войск, что у красных сейчас в краевой столице, маловато.

- Знаю, по документам, захваченным в штабе Сорокина и Автономова, у большевиков около двадцати пяти тысяч штыков, два бронепоезда и тридцать орудий. Это то, что было в Екатеринодаре на позавчерашнее число. Однако, думаю, что пробьюсь к столице, а там отряд Покровского и добровольцы, так что осилим ворога.

- Сколько у Дерезы в Тихорецкой казаков остается?

- Точно не знаю, люди продолжают подходить постоянно, но не менее двух тысяч бойцов, полтора десятка пулеметов и два орудия. Натиск от Павловской сдержат, особенно, если железнодорожный путь подорвут. Кстати, хотелось бы знать и ваши планы.

Полковник почесал небритый подбородок и ответил:

- На данный момент у нас шесть тысяч пеших казаков, полторы тысячи конных, восемь орудий и шестьдесят пулеметов, в основном ручные «Льюисы». Это по нашим силам, а вот планов имеется два. Первый - глухая оборона отдела с подрывом всех путей сообщения и выход на связь с краевым правительством. Второй - удар на Екатеринодар через Усть-Лабинск. Но для этого необходим трофейный бронепоезд и участие твоего отряда.

- Значит, вы предлагаете мне атаковать врага не через Выселки и Кореновск, а через Тифлисскую и Усть-Лабинск?

- Да.

- В таком случае, сколько сил вы сможете выделить мне в помощь, и кто будет командовать казаками отдела?

- С тобой пойдут две тысячи пехотинцев и вся 6-я Кубанская батарея. Командование нашими казаками ляжет на войскового старшину Ловягина, и он будет подчиняться тебе. Такая постановка дела устраивает?

- Полностью, господин полковник.

- Отлично. Когда начинать сосредоточение войск, и на какое время назначаешь выступление?

- Сбор отрядов начинаем прямо сейчас, а эшелоны с местными казаками формируем в Романовском и на станции Гришечкино.

Я посмотрел на Ловягина, который сидел рядом, а тот, только кивнул и, молча, вышел из комнаты. Деловой человек, сказать нечего. Все ясно и понятно, а значит пришла пора работать.

Совещание с командованием Кавказского отдела окончено, и вскоре я был на телеграфе, вызвал Тихорецкую и приказал оставшимся на станции подразделениям моего отряда стягиваться к Романовскому. К вечеру приказание было выполнено, и я был готов выступить в поход, однако оставался бронепоезд, который осваивался новым смешанным экипажем и эшелоны с пехотой Кавказского отдела. Поэтому пришлось ждать полного сосредоточения всех сил, и я, расположившись в жилом вагоне бронепоезда, в десятый раз рассматривал карты железных дорог, которые вели от Тифлисской, с утра захваченной нашими силами, к Екатеринодару.

Настрой был нерабочий, мысли постоянно скатывались на иные темы. И в этот момент в вагон зашел Митрофан Петрович Богаевский, интеллигентный тридцатишестилетний мужчина в гражданском костюме, очками и ранней сединой в волосах. Когда я видел «Донского Баяна» на выступлении в Офицерском Собрании Новочеркасска, он выглядел гораздо свежей. Да седины в его волосах я тогда не заметил. А теперь он сильно изменился. Видимо, смерть Каледина, в самом деле, его сильно подкосила, да и скитания с семьей по зимним степным станицам, так же ничего хорошего принести не могли.

- Вы не заняты? - спросил меня посланник Войскового Атамана.

- Нет.

- С вами можно поговорить?

- Разумеется, Митрофан Петрович, - я указал ему на привинченное к полу кресло напротив меня: - Присаживайтесь, сейчас чайку попьем и за жизнь поговорим, а то две недели уже бок о бок, а общения как такового нет.

- Вы ведь сторонитесь меня, Константин Георгиевич, - Богаевский посмотрел на карту, лежащую на столе между нами, а затем поймал мой взгляд и спросил: - Вы не верите мне, господин войсковой старшина?

Выдержав взгляд знаменитого донца, я ответил:

- Скажем так, не доверяю.

- А причина?

- Во-первых, Митрофан Петрович, вы демократ и интеллигент, а такие простые вояки как я никогда не доверяли таким гражданам. Вы красиво говорите, но какие за вами имеются конкретные дела, я не знаю. Законы, декреты и воззвания - для меня это все пустое. Кроме того, именно по вашему ходатайству в свое время был выпущен из тюрьмы изменник Голубов, а что он натворил, вы знаете.

- Да, знаю, - Богаевский тяжко вздохнул, - и за этот свой поступок, я себя до сих пор простить не могу. Однако же, поймите и меня, время смутное было, а Голубов в начале 1917-го так браво в Царицыне революционеров разгонял, что там до сих пор его имечко недоброе поминают.

- Ладно, Митрофан Петрович, сменим тему. Не Голубов, так какой-нибудь Миронов казаков к сотрудничеству с красными склонил бы. Лучше расскажите, что вы хотите от Кубанской Рады получить. Конечно, я это и так понимаю, но только в общих чертах.

- Хм, чего добиться? Вопрос и простой и сложный, одновременно, и начну я с самого начала, если вы не против.

- Нет, не против, время свободное пока еще есть.

- Тогда слушайте, Константин Георгиевич. В июле 1917-го, под председательством атамана Каледина в Новочеркасске было собрано совещание по вопросу противодействия Временному правительству Керенского. Донское правительство участвовало в полном составе, а кроме нас на нем присутствовали представители Кубани, калмыки во главе с князем Тундутовым, от Терека атаман Караулов и близкий к нему член правительства Ткачев, астраханские казаки и делегация горцев Кавказа. На этой конференции при полном единодушии всех участников было решено начать разработку положений о создании Юго-Восточного Союза, который мог бы до восстановления законной Российской власти стать островком спокойствия и мира в бушующем кровавом хаосе революции. Желание что-то сделать у всех было огромное. Однако, почему-то, вся эта затея утонула в бюрократических проволочках, которые, Константин Георгиевич, я ненавижу не меньше вашего. Поэтому все, чего удалось добиться, создания при каждом казачьем Войске специальной комиссии, которая должна утрясать формальности.