Сергей Щепетов - Последний мятеж

Пробуждение было насильственным и на сей раз более грубым — его встряхнули и поставили на ноги. Это был Джон.

— Хотел смотреть? Иди!

К своему немалому удивлению, Николай обнаружил, что уже может стоять и даже двигаться, перебирая ногами. Однако попытку ускорить процесс он решил пресечь сразу:

— Если ты, Джон, будешь толкать меня в спину, то я свалюсь, и тебе придется меня нести. Вряд ли тебе уже разрешили меня зарезать…

Еще одна маленькая радость заключалась в том, что Николай не чувствовал на ногах серьезных потертостей: он-то боялся, что в ботинках будет просто хлюпать кровь! Даже интересно…

По мере того как они приближались к барже, присутствие людей чувствовалось все сильнее и сильнее: кто-то впереди сворачивал в сторону, уходя с их дороги, какие-то неясные фигуры мелькали в кустах. В конце концов Николай оказался на расчищенном участке, который он принял за посадочную площадку для вертолета. Никаких ящиков тут уже не было, зато здесь и там валялись тела в серебристых или серо-зеленых комбинезонах. От одного к другому бродил высокий широкоплечий человек с маленькой лысой головой.

Николай уже понял, чем занимается Охотник, но все равно вздрогнул, когда тот выдернул очередную железку из чьего-то неподвижного тела. Звук получился негромкий, но…

Петр обращался не к нему, а к Джону. Он даже не сказал, а еле слышно пробурчал, вытирая заточенный кусок арматуры о чужой комбинезон:

— Покажешь ему трюм. И быстрее!

Судно имело в длину метров тридцать и больше всего походило на речную баржу. Никаких видимых повреждений на корпусе, кроме сквозной ржавчины, Николай не заметил, и было совершенно не понятно, как такая махина оказалась метров на десять выше ближайшей воды, которой, кстати, и было-то по колено. Джон слегка толкнул его в спину:

— Ну?!

— Не нукай! Чего ты от меня хочешь? Ящики расставлены, но никаких взрывателей-детонаторов я не вижу. Вон шнур валяется — не размотанный даже! Кому помешала эта руина? И как она тут оказалась?

— Пошли!

Поднимаясь по ржавой железной лестнице, Николай оглянулся — внизу Джон разговаривал с человеком, одетым в какие-то серо-зеленые лохмотья.

Наверху Николай задержался и стал смотреть, как внизу стремительно исчезают следы недавнего побоища: неясные, сливающиеся с травой и кустами фигуры людей уносят в заросли ящики со взрывчаткой и трупы в комбинезонах. Еще минут десять, и все будет чисто и ровно.

Тихо загудел ржавый металл под ногами — Джон спрыгнул на палубу.

— Вон там люк — иди и смотри.

На всякий случай Николай старался ступать мягко и на полусогнутых ногах — кажется, вот-вот ухнешь.

Крышка люка сорвана и валяется рядом. Николай присел на корточки и стал всматриваться в полумрак. Собственно говоря, там было неглубоко и света, в общем-то, хватало. Просто не хотелось видеть и верить.

Трюм был наполовину забит костями, а сверху лежали почти целые скелеты. Человеческие.

Помещение явно находилось у самой поверхности — дневной свет проникал сквозь узкую длинную щель под потолком. Теплый влажный воздух был пропитан запахом застарелого неопрятного человеческого жилья. Пока глаза не привыкли к полумраку, Николай так и не мог понять, есть тут кто-нибудь или нет, — явственно слышалось только журчание воды.

— Подойди сюда, чтобы я тебя видел, — прошелестел голос, лишенный интонаций.

Кажется, это обычная чугунная ванна с обколотой по краям эмалью. Она на две трети засыпана мелкими окатанными камнями. В нее по жестяному желобу, идущему от стены, стекает вода, а на другом конце она переливается через край на железный поддон, по которому уходит куда-то в угол — наверное, там дырка для водостока. Под тонким слоем воды на камнях лежит человек — на поверхности только его голова с коротким ежиком седых волос. Лица в полумраке не разглядеть — одни морщины, зато хорошо видно его обнаженное тело под водой — это, по сути, скелет, обтянутый дряблой размокшей кожей. Кроме почти полной атрофии мышечной ткани, Николай никаких аномалий не заметил — две руки, две ноги…

— Нравится? Вот так и живу — давно уже.

— Что, так все время и лежите в воде?

— Ага, лет тридцать уже, наверное. Никак не умру — водичка теплая, и в ней, похоже, что-то намешано. Только химанализ сделать некому. Ничего, что на «ты»? Я ведь раза в три, наверное, старше тебя.

— Сколько же вам лет?!

— Не много: семнадцать… после ста. Все живу и живу.

— Извините!

— Ничего… Меня зовут Валентин Сергеевич. А ты, кажется, Николай?

— Именно так: Турин Николай Васильевич.

— Это правда, Коля, про другие миры, про иные реальности? Или это у вас такая легенда для… дураков?

— Валентин Сергеевич, вы тоже будете устраивать проверку? Сначала меня, потом Вар-ка, потом сравните наши показания? Мне показалось, что кое-кто из ваших людей может работать лучше любого детектора лжи. Я не прав?

— Послушайте, молодой человек… э-э… Коля, твой приятель сидит за стенкой и все прекрасно слышит. В отличие от тебя, он обладает способностью… э-э… влиять на собеседника, на его восприятие. А у меня… у меня осталась только способность дышать и… усваивать пищу.

— Тем не менее мне кажется, что вы здесь главный и, наверное, только вы можете объяснить, что здесь происходит. Наши сказки, похоже, никому не интересны, но нас почему-то не убили, а привели к вам. Зачем? Для опытов? Как источник генетического материала?

— Какого материала?! Генетического? Это что же… Это в вашем… в твоем мире получило развитие?!

— Генетика? Конечно, получила. Правда не сразу. Но я, к сожалению, в этом почти дуб.

— Ну-ну, забавно… Значит, говоришь, в твоем мире коммунисты и фашисты так и остались врагами? И национал-социалистическая партия была разгромлена и уничтожена?

— Ну да, в послевоенной Германии лет двадцать шли судебные процессы над активистами.

— А потом рухнул и Советский Союз?

— Рухнул как миленький! И никто не заступился!

— Невозможно представить, просто невозможно! Все эти секретари обкомов, горкомов — за решеткой, с лопатами, с тачками… Или им сразу давали «вышку»?

— Видите ли, Валентин Сергеевич… Мне бы очень хотелось сказать, что вся наша партийная верхушка получила высшую меру, а остальные отбывают сроки. Но это, к сожалению, не так. Компартию даже не запретили, хотя попытки предпринимались. С другой стороны, у нас советская власть продержалась чуть больше семидесяти лет, и люди… В общем, вторая гражданская война не состоялась. Если хотите, я расскажу, как это все было.

— Да-да, конечно, но… потом. Понимаешь, Коля, в последние годы меня не покидает ощущение, что в любой момент я могу умереть. Просто остановится сердце — и все. А у меня дела.