Сергей Щепетов - Последний мятеж

Пашка поймал наконец снежинку и счастливо засмеялся. Ему захотелось предстать перед этими людьми этаким широкоплечим красавцем в гибкой броне и с винтовкой. Он уже хотел так и сделать, но вспомнил про бабушку и передумал. Лучше он проверит, на месте ли его богатство!

Опасливо оглядываясь по сторонам, Пашка обогнул мусорную кучу и подошел к соседнему крыльцу. Возле самой стены он встал на колени и отодвинул в сторону заветную доску. Здесь, в норе под крыльцом, раньше жил Бобик, которого съели бичи, а теперь, прикрытое тряпками, лежало его сокровище. Пашка не стал его доставать, а только пощупал — на месте ли? Он был на месте — почти целый американский кевларовый костюм! Ну и что, что на груди и спине у него дырки от самодельной кумулятивной пули, зато все остальное цело, как в кино! Они с пацанами нашли его летом: Федьке достался шлем со стеклом, а Сереге ботинки, только они ему велики…

Доски-горбыли над головой заскрипели, и Пашка замер в испуге. Раздалось сопение, хриплый надсадный кашель, и он вздохнул с облегчением: это всего лишь сосед дядя Кузя вышел на крыльцо. Этот — свой, этот — не выдаст! Пашка вылез из норы, отряхнул колени и поздоровался. Сосед не ответил.

Так же, как он сам недавно, дядя Кузя стоял, подняв лицо к небу, только при этом сильно покачивался из стороны в сторону:

— Ит из сноуин! Ит из сноуин…

Услышав английские слова, Пашка решил, что подходящий момент настал, и попросил:

— Дядя Кузя, а дядя Кузя! Расскажи, как ты попал в плен! Расскажи! Ты же обещал!

— Ноу… Ноу Кузя! Ай эм Смит… Грустно мне, Паша… Дисплей у меня тогда заело…

Сосед вздохнул, опустился на четвереньки и начал блевать. Из его спины между лопаток, как всегда, торчали клочья ваты. Оно и понятно: где же найти телогрейку на такие-то плечи!

— Пашка! Пашенька! Ты куда подевался?

— Тут я, бабуля! — Он оставил соседа и подошел к своему крыльцу, где бабушка зябко куталась в изъеденную молью шаль.

— Ты вот что, Пашенька… Я и забыла совсем: хлеба-то у нас и нет на вечер, а скоро уж дед вернется! Сгонял бы ты к матери, а? Заодно отнесешь ей майонезу — я как раз пару баночек прикупила к празднику…

Как всегда в таких случаях, любимый внук притворно надулся:

— Вот еще! Буду я мотаться туда-сюда! Видишь, какая погода?

— Ну Пашенька, это же рядом совсем! И майонез отнесешь — она рада будет!

— Ага, рада! А я? В 8:30 вторая серия, а у нас дома телевизор черно-белый! И экран моргает… когда папа на связь выходит!

— Тише ты, тише! Это у вас антенна, Пашенька. Папа уж починил, наверное. Да и что тебе дома-то? У нас посмотришь — до восьми сто раз обернуться успеешь!

— Ну ладно! Только…

Внук задумался, чего бы еще потребовать за услугу. И придумал:

— Только вот что: ты мне расскажешь…

— Пашенька, дед же не разрешает — маленький ты еще! Узнает — ругаться будет!

— Ага! Как за хлебом посылать… в буран и пургу, так не маленький, да? Видишь же: нет погоды!

— Да как же нет, Пашенька?!

— А вот так: мне виднее! Или расскажешь, как танцевала перед солдатами на БТРе, пока наши вакуумную бомбу закладывали! И про Охот…

— Тише! Тише, Пашенька! Не дай бог, услышит кто!

— Ну и что? По-моему, все и так знают, только вид делают! Даже менты и солдаты!

— Горе ты мое! Ну что с тобой делать…

— Значит, договорились? Уговор дороже денег! И телек до одиннадцати!

Довольный своей победой, Пашка опустил в карман теплую баночку с жестяной крышкой и отправился за дом, где были свалены бревна и пустые бочки из-под солярки. Там у них с пацанами был оборудован шалаш — из тех же бочек, палок и кусков старого рубероида.

Следы на снегу Пашка увидел раньше, чем услышал голоса друзей — они были там и, конечно, опять курили.

— Здорово, жлобы! Вы чего телек не смотрите?

— Да ну его — опять старье показывают! Мы лучше покурим, — ответил Федя. Серега возмутился:

— Покуришь с этим! Давай сюда бычок — моя очередь затягиваться!

— Не дам: ты как дернешь, так сразу полпапиросы!

— Ну и что? Говорил же: надо две брать!

— Ты сам первый зассал две взять!

— Нет, ты!

Пашка снисходительно усмехнулся:

— А спорим: не подеретесь! Слабо?

Парни, как всегда, дружно обиделись:

— А слабо глаз на ж… натянуть? — Федя попытался схватить его за ногу, а Серега влепить подзатыльник. Только Пашка был наготове и успел увернуться:

— Ладно, ладно! Шуток не понимаете? Некогда мне тут с вами: к матери надо смотаться, пока вторая серия не началась!

— Может, тебе бычок в задницу вставить? Будешь на реактивной тяге! — ехидно предложил Федя, но Серега не согласился:

— Лучше ему пендель вломить! Для скорости это первейшее средство!

Пашке очень хотелось затянуться папиросой, но попросить мешала гордость. И мать может учуять… Да и не дадут, наверное, жмоты… В общем, просить он не стал: снял куртку, забросил ее в шалаш и начал взбираться по скользким бревнам на самый верх штабеля. Там он снял и ботинки, пристроил их на бревне подошвами вверх, чтобы внутрь не нападал снег, и, зябко поеживаясь, расправил крылья. С ними все было в порядке, и, коротко подпрыгнув, он лег грудью на воздух.

Было еще довольно светло, хотя в такую погоду темнеет рано. Серега засмотрелся на полет приятеля и пропустил момент, когда табак в папиросе кончился и начала тлеть бумажная гильза. Он закашлялся и сплюнул:

— Ч-черт! Урод несчастный!

Федя вздохнул:

— У тебя все равно получилось на одну затяжку больше — я считал!

Серега еще раз сплюнул и утешил брата:

— Ничего, зато пороть нас будут поровну — сегодня-то отец уж точно заметит!

— Заметит… — обреченно согласился Федя и опять вздохнул: куда же денешься, если у них на двоих только одно тело, хоть и с четырьмя руками?

А в бараке Лойка опустила оконную занавеску и облегченно перекрестилась: «Слава Богу, полетел-таки! Даня вот-вот вернется, а что за ужин без хлеба?»

— Ничего не получается! По-человечески надо!

Хорь швырнул на землю кусачки и ухватился руками за столб, к которому крепилась проволока. Он злобно дернул его несколько раз, но столб держался в земле прочно. Тогда Хорь ругнулся, отошел на несколько шагов и с разбегу навалился на него плечом. Столб слегка наклонился. «Ага!» — радостно оскалился воин и повторил попытку. В конце концов тонкий железный столбик завалился, оттянув проволоку и образовав как бы мостик на ту сторону.

— Уф-ф! Путь свободен, вождь!

— Вижу, Хорь.

— А вот я, хоть убей, не вижу, зачем надо было ломать забор? Что, нельзя через ворота выйти?

— Наверное, можно, — согласился Лис. — Но, покидая этот мир, надо, на всякий случай, обозначить разрушение границы.

— Что-то ты мудришь! Зачем ее разрушать?

— Неужели ты не понимаешь? Из мира мертвых не возвращаются, потому что он замкнут. Если я уйду, не разрушив его границу, то так и останусь мертвым живым… или живым мертвым. В нашем мире меня никто не сможет ни увидеть, ни услышать.