Дмитрий Старицкий - Фебус. Ловец человеков

– Интересная мысль, – ответил я, притворяясь, что до сего момента ничего такого и не думал, занятый делами государственной важности.

Девушка зарделась и закрыла лицо ладонями, проговорив с обидой сквозь пальцы:

– Вы меня смущаете, ваше величество. Нехорошо это.

– Для кого нехорошо? Для меня? Но вы просто расцветаете на глазах, когда краснеете. А я вами любуюсь. Почему это для меня нехорошо?

Но тут дю Валлон заставил Аиноа покраснеть еще гуще.

Подвыпивший шут, развлекая мою свиту, поднял на пару тонов звук своего голоса, так что его стало слышно в самом дальнем углу трапезной залы:

– Так вот: сын и спрашивает отца перед свадьбой, как узнать – жена тебе девственницей досталась или нет? А тот отвечает: ты, мол, внимательно смотри – растеряется она в постели или нет. Если растерялась – значит, точно целочка. А наутро он сына и спрашивает: ну как молодка твоя, ночью растерялась? Еще как растерялась, – с радостью вещает ему сын. – Подушку вместо того, чтобы под голову – под задницу засунула!

– Кум, ты потише там давай, а то смущаешь нашу даму, – высказал я свое недовольство. – А она – единственное украшение нашей компании.

Вот гадский поэт, такой тонкий флирт мне обломал…

– Ни разу не ставил себе такой цели, куманек, – отвлекся от своих собутыльников шут. – Я просто работаю, когда вы все пьянствуете.

За столом сидел весь бомонд нашего отряда, разве что из амхарцев один Гырма. Остальные с закатом ушли спать, согласно своему уставу.

Мастеровых, когда решили накоротке скататься в де Люз, мы оставили в Биаррице – чего им мотаться с места на место и обратно. Заодно и заданий им оставили по мелочи, чтоб праздностью не страдали. Никто не предполагал, что мы тут так задержимся.

Дон Саншо и его люди там же остались. Одноглазый хотел что-то свое перетереть с мурманами, а я взял, и старших у мурманов с собой увез. Подлянка, сэр. А ты согласуй заранее свои планы с моими, и все будет тип-топ.

Старшего Базана я оставил в Биаррице сам. Ему же нужно было не что-то там наскоро состроченное, а одеться так, чтобы в Сеговии на королевском приеме не стыдно показаться. Обувь еще – дело совсем не скорое в изготовлении этого века.

Душу грело еще то, что мастеровые Байонны охотно брали у меня векселя вместо серебра. И это «ж-ж-ж» неспроста.

Заодно в дороге мне обдумать надо: слать ли мне с Базаном письмо к Изабелле Католичке или нет? И вообще – слать послание им с Фердинандом Арагонским по отдельности или вместе? И о чем писать вообще? Так что пусть Базан пока промаринуется под благовидным предлогом заботы о его же благе. Дорого мне обходится эта графская семейка. А когда внешняя разведка была дешевой? Тем более когда фигуранта ведут втемную.

Или с дипломатией подождать до моих коронации и елеопомазания, когда я смогу со спокойной совестью именовать себя «Божьей милостью…», а ее – «Дорогая сестра»?

А Гриня снова пропал с глаз. Сам. Я даже подозреваю, с кем пропал. Ходил там один мастеровой по замковому двору как в воду опущенный. Ревнует жену, а в драку лезть не смеет.

После моего окрика компания за столом стала вести себя тише, а то и вовсе, прихватив кувшинчик, по двое испаряться в двери, стараясь при этом стать незаметными.

Аиноа справилась со смущением и уже не скрывала лицо в ладонях, да и дышать стала ровнее.

– Ваш шут всегда такой грубый, ваше величество?

– На то он и шут, – ответил я с философской ленцой. – Но не все так очевидно, как кажется, ма шери́. За этой грубой вывеской скрывается величайший поэт нашего времени.

– Так уж и величайший? – не поверила мне девушка.

– Я ему обещал в течение года издать книгу его стихов. Вы будете первой, кто получит эту книгу с его автографом и посвящением лично вам, я позабочусь. Ваши потомки будут этой книгой гордиться.

– Странные вещи вы говорите, ваше величество.

– Удивляюсь я, как же вы со столь тонкой и трепетной организацией души общаетесь со своими латниками, шевальересс, – не удержался я от подколки.

– Мои латники при мне не употребляют таких слов, – гордо заявила рыцарственная девушка.

– А на смотре они ставили ваш шатер далеко на отшибе от остального лагеря? Чем мотивировали?

– Тем, что там стал плохим воздух.

– Что сказать? Молодцы они у вас. Кстати, почему их нет рядом с вами?

– По своим хуторам хозяйством занимаются. Со мной только паж. Мне достаточно.

– И вам не страшно так разъезжать по округе? Фактически в одиночку.

– А кого мне бояться на своей земле или земле своего отца? К тому же мой лук и стрелы всегда со мной.

– Хотел бы я посмотреть на вас в деле.

– Ваше величество, пока я еще сама себе хозяйка, осмелюсь до того, как принесу вам вассальные клятвы, пока еще мы на равных, как сеньоры, пригласить вас к себе на охоту в горы. Тут недалеко. Тут все недалеко.

– Кто на кого будет охотиться? Вы на меня или я на вас. – У меня появилась снова тема для флирта.

– Нет, ваше величество. Мы оба будем охотиться на лань. Надо же чем-то кормить такую ораву в шато. – И прямо посмотрела мне в глаза.

Верю, верю… На лань так на лань. Хотя сама Аиноа своим гибким станом и миндалевидными глазами – карими в фиолетинку, очень и очень похожа на грациозную телку лани. Возможно, все эти мои скабрезные мысли «про телку» столь явно проявились на моем лице, что не остались безнаказанными.

– А при случае можно и козла завалить, – продолжила свою речь шевальересс, все так же невинно и прямо смотря мне в глаза.

– Какого козла? – вырвалось у меня непроизвольно.

– Горного. Круторогого такого.

И она сделала несколько круговых вращений ладонью рядом со своим виском.

Ай да девонька! Один – ноль в ее пользу в словесных кружевах.

Чую, что шевальересс надо мной просто издевается. Умно, тонко и хрен подкопаешься к двусмысленности. Расслабился я тут на простых бабах. А эта штучка феодальная, прежде чем дать, все мозги затрахает.

Ладно. Не очень-то и хотелось. У меня своя Ленка есть в восемнадцати километрах всего. Проста и безотказна как трехлинейная винтовка. Чтобы ее в койку уложить, не надо мне никаких особых танцев с бубнами.

– А вы, шевальересс, очень чисто говорите на эускара, откуда такие знания? – поменял я тему.

– Бабушка, – коротко ответила девушка.

– И писать по-васконски умеете?

– Да, ваше величество, но…

– Что «но»?

– Это вряд ли можно назвать грамотностью, по сравнению с кастильяно. Я уже не говорю об окситане.

– Почему такое уныние?

– Просто каждый пишет на народном языке, как ему вздумается; нет правил, нет грамматики. Общее только одно – латинский алфавит. Поняли твою записку и… слава богу.

– Вы любите свой народ?

– А что, есть люди, которые не любят свой народ? – удивленно ответила девушка.