Ральф Питерс - Красная Армия

Сначала танки противника были только сгустками мощного, леденящего душу шума. Затем их озарили огни осветительных ракет, и старший сержант Горник увидел огромные машины, движущиеся по шоссе за лугом, на котором были расположены позиции его батареи. Противник двигался по дороге за полосой деревьев. Стальные монстры выходили из сектора обстрела батареи, и он вместе с другими солдатами спешно разворачивал орудия в сторону противника, подставившего им свои борта. Горник раздавал команды резким нервным голосом, и голоса других командиров расчетов, казалось, повторяли его интонацию.

Определение параметров стрельбы было весьма затруднено. Резкий свет медленно спускающихся на парашютах осветительных ракет, казалось, замораживал все вокруг и на мгновение вырывал призрачные движущиеся тени около центра его поля зрения. Расчеты были вынуждены наспех осматривать местность и разрабатывать систему ориентиров в свете последних сумерек. Саперы спешно закладывали последние мины. Тем не менее, с наступлением темноты Горник сохранял уверенность в себе. Но сейчас было почти невозможно понять точное расположение целей и дистанцию до них.

Вражеские танки словно учуяли их. Они свернули с дороги и медленно направились в сторону батареи по затрудняющей движение раскисшей земле. Их башни поворачивались к целям, словно принюхиваясь. Горник был уверен, что его орудия хорошо замаскированы, и приказал оставаться на месте. Но вражеский танк выстрелил, и снаряд удивительно точно попал в одно из орудий. Взрыву вторили крики раненых.

Как они могли нас увидеть? — Удивился Горник. Как вражеский танк смог обнаружить замаскированную позицию батареи в такой темноте?

— Огонь!

Противотанковые пушки дали неровный залп.

Ни один из снарядов не попал в цель, а вражеские танки ответили с поразительной точностью. Но все же орудия сковывали их движение. Некоторые танки рассыпались, укрываясь за неровностями земли или деревьями, в то время как другие наоборот, выдвинулись вперед.

Один из движущихся к ним вражеских танков осветило белой вспышкой взрыва, которая, казалось, заставила металл плавиться. Горник решил, что танк подорвался на мине. Он видел и то, как выстрелы из противотанковых пушек начали попадать во вражеские танки по мере того, как артиллеристы все точнее определяли дистанцию. Однако они не наносили им никакого заметного ущерба, даже тогда, когда били вроде бы насмерть. Величайшим достижением батареи стал выстрел, сорвавший с одного из танков гусеницу, которая взвилась вверх гигантской коброй, а затем безжизненно упала на землю, и танк застрял посреди луга.

— Огонь по тому обездвиженному, — крикнул Горник, так чтобы все, кто только может его услышали, и примкнул глазом к оптике его собственного орудия. Заряжающий спешно забросил в казенник очередной снаряд. Горник, пытаясь взять под контроль нервы и трясущиеся руки, принялся наводить прицел, ища наиболее уязвимые места вражеской машины.

— Огонь!

Грянул выстрел. Но Горник не заметил никакого результата после того, как вспышка и искры в месте попадания расселись. В какой-то момент показалось, танк охватило пламя. Но это оказалось только иллюзией.

Горник не мог понять, почему эти монстры никак не сдохнут.

— Снаряд! — Рявкнул он. — Быстрее!

Горник остался при орудии. Вражеские танки двинулись дальше, бросая разгромленную батарею. Остальные номера расчета покинули его. Но Горник старался сделать последний выстрел, матерясь на пределе возможностей легких, настолько переполненный ненавистью к врагу, что казалось, его ярость должна была остановить вражеские танки.

Леонида разбудил оглушительный треск пулемета Сереги, который открыл огонь через оконный проем. Серега закричал, и на мгновение, резко проснувшись, Леонид подумал, что его товарищ ранен. Но Серега только звал его, как будто помощи Леонида было достаточно, чтобы остановить наступающего противника.

Леонид сел на кровати, на мгновение растерявшись. За окном, казалось, горело само небо. Он схватил еще мокрую гимнастерку и одел ее, действуя на выработанном сотнями подъемов по тревоге рефлексе. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы надеть сверху разгрузку и взять автомат. Все это время Серега кричал на него и материл весь мир за окном.

Встав рядом с Серегой и пытаясь не оглохнуть от треска пулемета, Леонид попытался понять, что происходит. Снаружи, в саду и на поле, за которым виднелись ряды деревьев, мелькали какие-то пятна и резкие вспышки. Бешено метались трассеры.

— Они тут везде, — крикнул ему Серега, вставляя в пулемет новый магазин. — Стреляй! — И снова опустил тяжелый ствол на подоконник.

— Я ничего не вижу, — сказал Леонид.

— Просто стреляй. На вспышки.

Леонид подчинился, все еще пытаясь окончательно проснуться. Грохот их двух стволов в тесной комнате, бил по ушам и, казалось, отдавал прямо в мозг.

Стоящая возле дома боевая машина взорвалась, сотрясся здание и повалив ребят друг на друга. Серега потерял равновесие и упал, выдав длинную очередь из пулемета. Леонид удержался, схватившись за оконную раму, и в алом свете горящей машины заметил мечущиеся внизу фигуры. Не особенно понимая, что делает, он поднял автомат и выстрелил по тени, бегущей по краю освещенной зоны. Но его попытка, как ему показалось, растворилась в дикости перестрелки. Множество пятен света носились вокруг с бешеной скоростью.

Неожиданно, взрыв сотряс пол под ними. Крики на мешанине языков и грохот автоматных очередей заполнили дом. В коридоре мерцал свет, на первом этаже раздавался топот ног. Леонид и Серега укрылись за перевернутой мебелью, направив оружие на дверь. Леонид смотрел на нее, раскрыв рот и почти не дыша.

Топот сапог перемещался из комнаты в комнату. По шуму становилось понятно, что на них двоих приходился, по крайней мере, взвод солдат противника. Враги, как им казалось, слишком долго ошивались около лестницы. Затем одна пара сапог стала подниматься наверх.

Кто-то крикнул на иностранном языке, другой голос ответил ему с лестницы. Леонид ожидал, что они бросят в открытую дверь гранату. Но вместо этого солдат на лестнице повернулся и пошел назад. Рассованные по карманам кассеты врезались в кожу. Он ощутил, что большинство кассет были разбиты. Он подумал, что если враги возьмут его в плен, то расстреляют, когда найдут украденное. Леонид задавался вопросом, должен ли он подать голос и добровольно сдаться. Он не хотел, чтобы враги имели повод сердиться на него. Корчак говорил им, что американцы и немцы всегда убивали пленных. Некоторые солдаты не верили Корчаку, но сейчас ему не хотелось проверять это на себе. Он просто лежал, стараясь не шевелиться.