Гилберт Честертон - Золотая коллекция классического детектива (сборник)

В глубине у камина зиял распахнутый настежь стенной шкаф с посудой. По другую сторону камина стоял взломанный старинный секретер с треснувшей мраморной доской, в котором кто-то явно обшарил все до последнего уголка. Оторванная откидная полка болталась на одной петле, вытащенные ящики были брошены на пол.

Слева находилась развороченная постель. Даже тюфяк был вспорот.

– Никаких следов, – проворчал раздосадованный Жевроль. – Он явился до половины десятого. Теперь можно смело входить.

Начальник полиции перешагнул порог и, подойдя к трупу вдовы Леруж, опустился на колени.

– Ничего не скажешь, чистая работа, – пробормотал он. – Убийца явно не новичок. – Затем, оглянувшись по сторонам, он добавил: – Ого! Бедняжка стряпала, когда ей нанесли удар. Сковородка, ветчина, яйца – все на полу. Мерзавец не дождался ужина. Он, видите ли, торопился и убил натощак. Да, оправдаться тем, что за столом он выпил лишнюю рюмку, ему не удастся.

– Все ясно, – обратился комиссар полиции к следователю. – Убийство совершено с целью ограбления.

– Надо думать, – насмешливо ответил Жевроль. – Именно поэтому на столе и нет никакого серебра.

– Глядите-ка, в этом ящике золотые монеты! – воскликнул Лекок, который тоже шарил по всем углам комнаты. – Целых триста двадцать франков!

– Вот те на! – протянул несколько сбитый с толку Жевроль, но быстро оправился от удивления и продолжал: – Он про них забыл. Иной раз и не такое случается. Я сам видел однажды преступника, который, совершив убийство, настолько потерял голову, что забыл, зачем пришел, и убежал, так ничего и не взяв. Вероятно, наш молодчик разволновался. А может, ему помешали? Кто-то мог, например, постучать в дверь. И вот что заставляет меня в это поверить: негодяй не поленился задуть горевшую свечу.

– Да будет вам! – прервал Лекок. – Это ничего не доказывает. Может, он просто бережливый и аккуратный человек.

Полицейские обшарили весь дом, но самые тщательные их поиски не увенчались успехом: они не нашли ничего – ни единой улики, ни малейшей зацепки, которая могла бы служить отправной точкой для следствия. К тому же все документы вдовы Леруж, если таковые у нее и были, исчезли. Ни письма, ни листка бумаги – решительно ничего. Жевроль время от времени бранился и ворчал.

– Ловко! Первоклассная работа. Этот негодяй – малый не промах.

– Итак, господа? – спросил наконец г-н Дабюрон.

– Нас обставили, господин следователь, – отозвался Жевроль, – и ловко обставили! Злодей принял все возможные меры предосторожности. Но от меня он не уйдет. Уже к вечеру дюжина моих людей будет искать его. К тому же деваться ему некуда. Он ведь унес деньги и драгоценности – это его и погубит.

– При всем том, – ответил г-н Дабюрон, – с утра мы не очень-то продвинулись.

– Ну уж не знаю! Сделано все, что можно, – проворчал Жевроль.

– Черт побери! – вполголоса произнес Лекок. – А почему не позвали папашу Загоню-в-угол?

– Ну и чем бы он нам помог? – возразил Жевроль, бросив на подчиненного неприязненный взгляд.

Лекок молча опустил голову, радуясь про себя, что задел начальника за живое.

– Кто такой этот папаша Загоню-в-угол? – поинтересовался следователь. – Кажется, это прозвище я уже где-то слышал.

– Ну, ему палец в рот не клади! – воскликнул Лекок.

– Это бывший служащий ссудной кассы, богатый старик, его настоящая фамилия Табаре, – пояснил Жевроль. – В полиции он служит по той же причине, по какой Анселен стал торговым приставом, – из любви к искусству.

– И ради умножения доходов, – добавил комиссар.

– Вот уж нет! – возразил Лекок. – Он считает этот труд делом чести и нередко тратит на расследование собственные деньги. В сущности, для него это развлечение. Мы прозвали его Загоню-в-угол, потому что он вечно повторяет эту фразу. О, это дока! В деле с женой того банкира именно он догадался, что она инсценировала кражу, и доказал это.

– Верно, но он же чуть не отправил на гильотину беднягу Дерема, портняжку, которого обвиняли в убийстве жены-потаскухи, тогда как он был невиновен, – парировал Жевроль.

– Мы теряем время, господа, – прервал спор следователь и, обращаясь к Лекоку, попросил: – Разыщите этого папашу Табаре. Я много о нем наслышан и хотел бы увидеть его в деле.

Лекок убежал, Жевроль же почувствовал себя оскорбленным.

– Господин следователь, – начал он, – вы, конечно, имеете право привлекать к расследованию кого вам заблагорассудится, однако…

– Не будем ссориться, господин Жевроль, – сказал г-н Дабюрон. – Я знаю вас не первый день и высоко ценю, но сегодня наши мнения разошлись. Вы упорно настаиваете, что преступление совершил тот черноволосый, я же убежден, что вы на ложном пути.

– Полагаю, что я прав, – ответил начальник полиции, – и надеюсь доказать это. Я найду негодяя, как бы хитер он ни был.

– Именно это мне и надо.

– Только позвольте, господин следователь, дать вам, – как бы так выразиться, чтобы это не выглядело неуважительно, – дать вам совет.

– Слушаю вас.

– Так вот: я призываю вас, господин следователь, не слишком доверяться папаше Табаре.

– Вот как! И почему же?

– Он чересчур увлекается. В сыскном деле ему важен лишь успех – точь-в-точь как какому-нибудь сочинителю. А поскольку он тщеславен, как павлин, то запросто может поддаться порыву и попасть впросак. Столкнувшись с преступлением, к примеру, таким, как это, он сочтет, что способен все объяснить, не сходя с места. И впрямь, он тут же сочинит историю, которая как нельзя лучше будет соответствовать обстоятельствам. Этот Табаре воображает, что может по одному факту восстановить сцену убийства, – ну, вроде как тот ученый, что по одной кости восстанавливал облик допотопных животных [76]. Порой он угадывает верно, но частенько и ошибается. Вот, например, в деле портного, этого несчастного Дерема, если бы не я…

– Благодарю за предупреждение, – прервал его г-н Дабюрон, – не премину принять его во внимание. А сейчас, господин комиссар, нужно обязательно попытаться узнать, откуда родом эта вдова Леруж.

Вновь потянулась – на сей раз уже перед следователем – вереница свидетелей, вызываемых бригадиром. Однако они не сообщили ничего нового. По-видимому, вдова Леруж отличалась исключительной скрытностью: из всех ее речей – а почесать язык она любила – в памяти окрестных кумушек не задержалась ни одна существенная деталь.

Все допрошенные лишь старательно излагали следователю собственные предположения и доводы. Общее мнение явно склонялось на сторону Жевроля. Все в один голос обвиняли высокого черноволосого мужчину в серой блузе. Кому и быть убийцей, как не ему? Люди вспоминали его свирепый вид, наводивший страх на всю округу. Многие, пораженные его подозрительной внешностью, благоразумно его избегали. Однажды вечером он якобы угрожал женщине, в другой раз ударил ребенка. Имена женщины и ребенка назвать никто не мог, но тем не менее эти жестокие поступки были известны всем.