Гилберт Честертон - Золотая коллекция классического детектива (сборник)

– Это еще не все, мадемуазель, – продолжал следователь. – Вам придется явиться во Дворец правосудия и повторить все, что вы мне рассказали, у меня в кабинете. Протоколист запишет ваши показания, и вы их подпишете. К сожалению, эта тягостная формальность необходима.

– Что вы, сударь, я с радостью дам показания, только бы вызволить Альбера из тюрьмы. Я готова на все. Если его отдадут под суд, я предстану перед судом. Да, я выступлю перед судом и публично, во всеуслышание расскажу всю правду. Конечно, – печально прибавила она, – я стану мишенью всеобщего любопытства, на меня будут глазеть, как на героиню романа, но какое мне дело до людской молвы, до одобрения или осуждения света, если я уверена в его любви?

Она встала, оправила накидку и ленты шляпки.

– Следует ли мне дожидаться, – спросила она, – пока вернутся люди, которые отправились осматривать стену?

– В этом нет необходимости, мадемуазель.

– Тогда, – продолжала она кротко, – мне остается только умолять вас, – и она сложила руки, как при молитве, – заклинать вас выпустить Альбера из тюрьмы.

– Он будет отпущен на свободу, как только это станет возможно, даю вам слово.

– Нет, сегодня, дорогой господин Дабюрон, прошу вас, сегодня, немедленно! Ведь он ни в чем не виноват, право, имейте сострадание: вы же наш друг… Хотите, я стану перед вами на колени?

Следователь едва успел ее удержать. Он задыхался от волнения. О, как он завидовал арестованному!

– То, о чем вы меня просите, невозможно, мадемуазель, – глухим голосом отвечал он, – честью клянусь, это неосуществимо. Ах, если бы это зависело только от меня! Видя ваши слезы, я не в силах был бы вам отказать, даже будь он виновен.

Мадемуазель д’Арланж, до сих пор такая стойкая, не сумела сдержать рыдание.

– О, я несчастная! – воскликнула она. – Он страдает, он в тюрьме, а я на свободе и бессильна помочь ему! Боже милостивый, наставь меня, как тронуть сердца людей! Кому мне броситься в ноги, чтобы добиться милосердия? – Она умолкла, пораженная словом, которое вырвалось из ее уст. – Я сказала «милосердие», но Альбер в милосердии не нуждается, – гордо поправилась она. – Зачем я всего лишь женщина? Неужели мне не найти мужчины, который бы мне помог? Нет, – продолжала она после секундного размышления, – есть мужчина, который обязан помочь Альберу, потому что по его вине на Альбера обрушилось несчастье: это граф де Коммарен. Он отец Альбера, и он его покинул. Что ж, пойду к нему и напомню ему, что у него есть сын.

Следователь поднялся ее проводить, но она уже выскользнула из комнаты, увлекая за собой преданную мадемуазель Шмидт. Чуть живой, г-н Дабюрон рухнул в кресло. В глазах у него стояли слезы.

– Какая девушка! – прошептал он. – Не напрасно мой выбор пал на нее. Мне удалось угадать и понять все ее благородство.

Он чувствовал, что любит ее еще сильней, чем прежде, и никогда не утешится. Он погрузился в раздумья, и вдруг его мозг пронзила одна мысль. Правду ли сказала Клер? Не играла ли она разученную загодя комедию? Нет, конечно, нет. Но ее саму могли обмануть, она могла оказаться жертвой чьего-то искусного обмана. Тогда, значит, исполняется предсказание папаши Табаре, который говорил: «Готовьтесь к безупречному алиби». Как разоблачить лживость этого алиби, подготовленного заранее и представленного одураченной девушкой? Как разрушить план, настолько хитроумный, что обвиняемый мог, сложа руки, ничего не боясь, ждать избавления, которое сам заранее подготовил? Но что, если рассказ Клер все-таки правдив, что, если Альбер невиновен?

Следователь чувствовал, что положение у него безвыходное: он понятия не имел, как справиться со столькими трудностями. Он поднялся и произнес вслух, словно желая придать себе храбрости:

– Ну что ж, все прояснится во Дворце правосудия.

Г-н Дабюрон был потрясен визитом Клер. Еще большее потрясение испытал г-н де Коммарен, когда камердинер склонился к его уху и доложил, что мадемуазель д’Арланж просит уделить ей несколько минут для разговора. Г-н Дабюрон уронил великолепную вазу, г-н де Коммарен, сидевший за столом, выпустил из рук нож, и тот упал на тарелку. И так же, как следователь, он прошептал:

– Клер…

Он сомневался, принимать ее или нет, опасаясь тягостной и неприятной сцены. Граф понимал, что вряд ли она питает особо пылкие чувства к человеку, который так долго и упорно противился браку своего сына с нею. Чего она хочет? Вероятней всего, узнать про Альбера. Но что он может ей сказать? Наверно, она устроит истерику, и это скверно повлияет на его пищеварение. Однако он представил себе, какое огромное горе, должно быть, она испытывает, и пожалел ее. И еще он подумал, что было бы неблагородно и недостойно его прятаться от той, которая могла бы стать ему дочерью, виконтессой де Коммарен. Граф велел попросить ее подождать в одной из малых гостиных на первом этаже. Он спустился туда очень скоро, поскольку само известие об этом визите испортило ему аппетит. Он был готов к самой неприятной сцене.

Чуть только он вошел, Клер присела перед ним в изящном и исполненном достоинства реверансе, какому ее обучила маркиза д’Арланж.

– Господин граф… – начала она.

– Бедное дитя, вы, верно, пришли узнать, нет ли каких известий об этом несчастном? – спросил г-н де Коммарен.

Он прервал Клер и сам повел разговор в надежде закончить его как можно скорей.

– Нет, господин граф, – отвечала девушка, – напротив, я пришла, чтобы сообщить вам известия о нем. Вы знаете, что он невиновен?

Граф внимательно глянул на нее, решив, что от горя она тронулась рассудком. Но в таком случае помешательство ее было достаточно тихим.

– У меня никогда не было в этом сомнений, – продолжала Клер, – но теперь я получила самое достоверное доказательство.

– Дитя мое, понимаете ли вы, что говорите? – осведомился г-н де Коммарен, глядя на нее с явным недоверием.

М-ль д’Арланж поняла, что подумал старый аристократ. Беседа с г-ном Дабюроном придала ей опыта.

– Я говорю лишь то, что соответствует действительности и что легко проверить, – отвечала она. – Только что я была у судебного следователя господина Дабюрона, одного из друзей моей бабушки, и после того, что я ему рассказала, он убедился в невиновности Альбера.

– Он вам так сказал, Клер? – поразился граф. – Дитя мое, вы уверены, что не заблуждаетесь?

– Нет, сударь. Я сообщила ему то, чего никто не знает и что Альбер как благородный человек не мог сказать сам. Я сообщила, что в тот самый вечер, когда было совершено преступление, Альбер был со мною в саду моей бабушки. Он попросил у меня свидания…

– Но одного вашего слова недостаточно.

– Доказательства есть, и правосудие теперь ими располагает.