Гилберт Честертон - Золотая коллекция классического детектива (сборник)

Представив меня, мой друг упомянул о моем желании осмотреть заведение и, получив заверения месье Майяра в том, что он позаботится обо мне, распрощался, и с тех пор мы не встречались.

Когда он уехал, главный врач провел меня в небольшую изящно убранную гостиную, где, помимо прочих свидетельств изысканного вкуса ее владельца, было много книг, картин, цветочных горшков и музыкальных инструментов. В камине весело играл огонь. За роялем сидела молодая, очень красивая женщина и, аккомпанируя себе, пела арию из Беллини. Заметив меня, она замолчала и любезно поздоровалась. Разговаривала она негромко и держалась скованно. К тому же мне показалось, что я заметил следы печали на ее лице, которое было очень бледным, что, впрочем, на мой вкус, ничуть не уменьшало красоты. Облачена девушка была в глубокий траур и вызвала у меня смешанное чувство уважения, любопытства и восхищения.

В Париже я слышал, что в заведении месье Майяра принято то, что обычно и не совсем точно называют «системой умиротворения». Это означает, что здесь избегали всех видов наказаний (даже к ограничению свободы здесь прибегали очень редко) и что пациентам, хоть они и находились под тайным надзором, предоставлялась почти полная свобода действий – они могли ходить по дому и по двору в обычной одежде, как нормальные, здоровые люди.

Помня об этом, разговаривая с юной леди, я держался осторожно, поскольку не был до конца уверен, что она не пациентка, – более того, беспокойный блеск ее глаз вызывал сильное подозрение в обратном. Поэтому разговор наш я ограничил самыми безобидными темами, которые, по моему убеждению, не могли вызвать раздражение или взволновать даже сумасшедшего. На все, что я говорил, она отвечала вполне здраво, собственные ее замечания были вполне разумны, однако долгое знакомство с метафизикой безумства научило меня не доверять подобным признакам вменяемости, и до конца беседы я продолжал соблюдать осторожность.

Некоторое время спустя расторопный лакей в ливрее принес большое блюдо с фруктами, вином и прочей освежающей снедью. Я занялся закусками, а леди в скором времени вышла из комнаты. Когда она удалилась, я посмотрел вопросительно на своего хозяина.

– Нет-нет! – воскликнул он. – Это моя родственница… Племянница. Она настоящая леди.

– Тысяча извинений за подозрения, – ответил я. – Но вы же понимаете… О вашем заведении и о ваших изумительных методах известно в Париже, и я подумал, что, возможно…

– Да, да… Прошу вас, не надо больше об этом. Это, скорее, я вас должен благодарить за то, что вы повели себя так осмотрительно. Сейчас нечасто встретишь столь осмотрительного молодого человека. У нас уже не раз случались неприятные contretemps [45]из-за неосторожности посетителей. Пока у нас действовала прежняя система и моим пациентам разрешалось свободно перемещаться по дому, их часто выводило из себя необдуманное поведение тех, кто приезжал, чтобы ознакомиться с работой заведения. Поэтому мне пришлось ввести строгую систему отбора, и теперь зайти сюда имеет право только тот человек, в благоразумии которого я не сомневаюсь.

– Пока у вас действовала прежняя система! – удивленно повторил я его слова. – Я правильно понимаю, вы хотите сказать, что отказались от «системы умиротворения», о которой я столько слышал?

– Вот уже несколько недель, – ответил он, – как мы решили навсегда отказаться от нее.

– В самом деле? Вы меня поражаете!

– Видите ли, сэр, – вздохнул он, – мы посчитали, что просто необходимо вернуться к прежним методам. Опасность «системы умиротворения» была слишком велика, да и действенность ее, признаться, сильно преувеличили. Уж поверьте, сэр, в этих стенах, как нигде в другом месте, ее можно было справедливо оценить. Мы здесь перепробовали все, что только изобретено человечеством для лечения недугов разума. Жаль, что вы не заглянули к нам раньше, вы бы сами все увидели. Но, насколько я могу судить, вы достаточно хорошо знакомы с приемами умиротворения…

– Не то чтобы хорошо. Все, что я слышал, доходило до меня из третьих, а то и четвертых рук.

– Что ж, в таком случае я могу в общих чертах описать вам систему. Суть ее заключается в том, что к пациентам относятся как к членам семьи. Мы не препятствовали никаким фантазиям, которые приходили в голову сумасшедшим. Напротив, мы не только мирились, но даже потворствовали им, и это действительно помогло многим из наших самых старых пациентов. На немощный разум безумца убедительнее всего действует argumentum ad absurdum [46]. Вот, к примеру, у нас были люди, которые считали себя курицами. Их лечение заключалось в следующем: мы настаивали на том, что это действительно так… Обвиняли пациента в глупости, если он вел себя не совсем так, как подобает курице, и на неделю переводили его на специальную диету – кормили только тем, что едят эти птицы. И, знаете, в таких случаях немного зерна и мелких камешков творили настоящие чудеса.

– И так вы поступали со всеми своими пациентами?

– Ни в коем случае. Мы очень верили в благотворное влияние простых и приятных занятий, таких как музыка, танцы, общие гимнастические упражнения, карты, чтение определенных книг и так далее. Мы каждого нашего пациента лечили так, как при обычном физическом заболевании, и слово «безумие» у нас никогда не звучало. Еще большее значение имело то, что каждый из сумасшедших следил за поведением остальных. Внушите безумцу, что ему доверяют, – и он ваш душой и телом. К слову, таким образом нам удалось избавиться от дорогостоящего штата санитаров.

– И вы не применяли наказаний?

– Совершенно верно.

– И никого из пациентов не сажали под ключ?

– Очень редко. Когда с кем-нибудь случался кризис или приступ бешенства, мы заключали его в тайную камеру, чтобы его расстройство не коснулось остальных, и держали его там до тех пор, пока он не успокаивался. Потом возвращали к друзьям… С буйными помешанными мы справиться не в силах. Таких мы обычно отправляли в государственные больницы.

– А теперь вы от всего этого отказались… И считаете, что это даст лучшие результаты?

– Определенно. У такой системы есть свои минусы, она даже была в некотором роде опасна. Сейчас, к счастью, она изгнана из всех Maisons de Sante Франции.

– Как же так? – удивленно воскликнул я. – А я был уверен, что сейчас во всей стране только ею и пользуются для лечения сумасшествия.

– Вы молоды, мой друг, – ответил мой хозяин. – Но со временем вы научитесь сами судить о происходящем вокруг, не доверяя слухам. Не верьте ничему, что слышите, и половине того, что видите. Ну а что касается нашего заведения, очевидно, какой-нибудь невежда просто ввел вас в заблуждение. Впрочем, после обеда, когда отдохнете (устали, наверное, в седле), я с удовольствием проведу вас по дому, и вы сами сможете все увидеть. Познакомлю вас с системой, которая, и по моему мнению, и по мнению всех, кто наблюдал ее действие, намного эффективнее придуманного до сих пор.