Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)

Шатофьер бросил быстрый взгляд на Изабеллу и, сохраняя пьяное выражение лица, но совершенно трезвым голосом заговорил:

— Слушай меня внимательно, Филипп… И пей, пей, не смотри на меня так… И вы, сударыня, тоже — сделайте вид, что я несу вам пьяный вздор… Так вот, Филипп, сейчас я отрублюсь, а ты через час-полтора возвращайся к себе — нам надо потолковать. Понял?

— Да. Но что…

— Об этом позже. Одно скажу — дело серьезное… Гм, ладно. Только что мне стало известно, что твой брат Робер плетет против тебя заговор. Но не тревожься понапрасну — я держу ситуацию под контролем… И еще раз повторяю: через час, максимум через полтора часа я жду тебя в твоих покоях. — Он снова взглянул на Изабеллу. — Ну, хорошо. Крайний срок — два пополуночи. Если в четверть третьего тебя не будет, я тебе голову оторву. Уразумел?

— Да.

— А вас, сударыня, — обратился он к Изабелле, — убедительно прошу держать все услышанное вами в тайне.

— Безусловно, граф, — кивнула она. — О чем может быть речь!

— Вот и ладушки! — Эрнан одним духом осушил свой кубок и пьяно завопил: — Где вино, черт возьми? Где же вино, чтоб вам пусто было! Куда делись слуги, так их перетак? Эй вы, свиньи ленивые, несите еще вина.

С этими словами он запустил пустой кубок в ближайшего лакея, грузно откинулся на спинку кресла, умиротворенно закрыл глаза и спустя мгновение из его глотки раздался могучий храп, который вызвал новый приступ гомерического хохота в окружении Маргариты.

— Отнесите господина графа в его покои, — велел Филипп двум подошедшим лакеям. — Нет-нет, возьмите третьего — вдвоем вы его уроните… А еще лучше, если вас будет четверо.

Когда четыре лакея вынесли Шатофьера из банкетного зала и смех пирующих поутих, Изабелла спросила у Филиппа:

— Он что, вправду заснул?

— Похоже на то. Но через полчаса он проснется и будет свеженький, как огурчик.

— Однако странный у вас друг!

— До странности странный, — согласился Филипп. — И жутко охоч до драматических эффектов.

— Вы имеет в виду его последнюю выходку? — (Филипп утвердительно кивнул). — Да, кстати, ваш брат действительно интригует против вас?

— О нет, для этого он слишком прост и прямолинеен. По сравнению с ним даже Симон де Бигор может показаться гигантом мысли.

— Но ведь господин де Шатофьер…

— Он не доверяет женщинам, их способности молчать, поэтому решил пустить вас по ложному следу — на тот случай, если вы пробол… если вам будет невтерпеж с кем-нибудь поделиться услышанным.

— Понятно. А вы, стало быть, доверяете женщинам?

— Не всем. Но вам — да.

— Спасибо. Я постараюсь оправдать ваше доверие, — сказала Изабелла и поднялась с кресла.

Следом за ней вскочил и Филипп.

— Вы уже покидаете меня?

— Пожалуй, мне пора уходить. Я не привыкла засиживаться так допоздна. Благодарю вас за приятную беседу, кузен… — Она умолкла в нерешительности; на щеках ее заиграл слабый румянец смущения. Наконец она собралась с духом и робко добавила: — Окажите мне еще одну любезность, проводите меня до моих покоев.

Филипп одарил ее лучезарной улыбкой:

— С превеликим удовольствием, кузина.

К счастью для Изабеллы, граф де Пуатье к тому времени вконец осовел и перестал что-либо соображать, кроме того, что в правой руке у него вместительный кубок, а в кубке — вино, которое надо пить, и то побольше, чтобы не давать возможности бездельничать пажам, в чьи обязанности вменялось следить за бокалами гостей. Изабелла даже не стала прощаться с ним. Ей было хорошо знакомо это агрессивное беспамятство, в которое впадал наследник французского престола, всякий раз напившись в стельку. В таком состоянии он никого, кроме своей кормилицы, не узнавал, а всех прочих, кто пытался заговорить с ним, в том числе и родителей, посылал в очень неприличные и весьма отдаленные места.

Когда Филипп и Изабелла выходили из зала, за их спиной послышался едкий комментарий Маргариты:

— Приношу свои извинения, кузен Фернандо. Ведь поначалу я грешным делом подумала, что вы малость присочинили насчет нескольких свиданий в одну ночь…

Филипп ухмыльнулся. Он уже забыл о своей перебранке с Маргаритой будучи вообще злопамятным, Филипп, однако, не мог подолгу держать зла на хорошеньких женщин.

— Боюсь, принцесса, — тихо произнес он, — что граф, муж ваш, сегодня вряд ли способен посетить супружеское ложе.

Изабелла сделала вид, что не услышала его тонкого намека, и промолчала, а сопровождавший их паж украдкой захихикал.

Весь путь они прошли молча. Изабелла знай искоса поглядывала на Филиппа и то и дело заливалась краской. Во всем ее облике, в каждом движении чувствовалось необычайное напряжение, будто она решала про себя какую-то мучительную дилемму.

Возле дверей ее покоев Филипп взял Изабеллу за обе руки и спросил:

— Так вы точно сожгли мои долговые расписки или только припрятали их?

В ответ она смерила его томным взглядом и тихо, но с пылом, произнесла:

— Анна даже не представляет, как ей повезло с мужем. Надеюсь, когда-нибудь она поймет это и думать забудет про девчонок.

Изабелла рывком прижалась к Филиппу и жадно поцеловала его в губы. Но не успел он опомниться и заключить ее в объятия, как она быстро отстранилась от него, даже чуть его оттолкнула, и, страстно прошептав: «Прости меня, Господи!» — скрылась за дверью.

Несколько секунд Филипп стоял, не двигаясь с места, и обалдело таращился на дверь. Затем он посмотрел на ухмылявшегося пажа, затем снова на дверь, наконец пробормотал: «Черти полосатые!» — и ворвался внутрь.

В два прыжка он пересек маленькую переднюю, распахнул следующую дверь и вихрем влетел в прихожую, едва не столкнувшись с Изабеллой. Лицо ее было бледное, как мрамор; она прижимала руки к груди и прерывисто дышала. В полумраке комнаты, освещенной лишь одной свечой, ее изумрудные глаза сияли, как две яркие звезды.

«У меня еще никогда не было зеленоглазых женщин», — почему-то подумал Филипп.

Тут он увидел стоявшую в стороне горничную и прикрикнул на нее:

— Пошла вон!

Девушка растерянно заморгала и не сдвинулась с места. Филипп схватил ее за плечи и вытолкал в переднюю. Захлопнув за ней дверь, он сразу же бросился к Изабелле.

Они целовались наперегонки. Едва переведя дыхание, они снова и снова осыпали друг друга жаркими поцелуями. Потом Изабелла положила свою белокурую голову ему на плечо и вдруг тихо заплакала.

Филипп растерялся. Он всегда терялся перед плачущими женщинами; женский плач выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему на глаза ему тоже наворачивались слезы.

Филипп усадил Изабеллу в ближайшее кресло, сам опустился перед ней на колени и сжал ее руки в своих.