Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)

— От любви до ненависти один шаг, детка, — снисходительно ответил Эрнан. — Виконт не просто любит ее, он любит ее безумно и, по всей видимости, окончательно выжил из ума, когда она отвергла его. Он истратил на подарки ей целое состояние, по уши погряз в долгах, евреи-ростовщики затравили его, требуя немедленно расплатиться по векселям. На него обрушился гнев родителей; как мне стало известно, граф, отец его, даже пригрозил ему лишением наследства, а тут еще Маргарита послала его подальше и бросилась на шею Филиппу. — Эрнан тяжело вздохнул. — Одним словом, было от чего рехнуться. Я понимаю его, сочувствую — но не оправдываю. Не люблю слабовольных людей, порой они способны на такие гнусности, что… Ай, ладно! В общем, первое, что отколол Рикард Иверо, получив отставку, это попытался покончить с собой. Но тут ему некстати помешал граф Бискайский…

— Откуда ты знаешь?! — изумился Филипп. — Ведь это держалось в строжайшем секрете.

— Я знаю все, что считаю нужным знать, — самодовольно ответствовал Эрнан. — Так вот, судя по всему, графу удалось убедить кузена, что не стоит убивать себя — гораздо лучше и приятнее будет отомстить обидчице, убив ее саму.

Филипп задумчиво кивнул:

— Все сходится. Абсолютно все. Даже то, почему Рикард Иверо не взял с собой камердинера — чтобы не было лишних свидетелей. А вчера я разговаривал с Маргаритой… — Тут до него кое-что дошло, он внезапно вскочил на ноги и вперился в Эрнана гневным взглядом: — И ты все это время молчал?! Ты никому ничего не сказал?!

— Нет, никому.

Филипп плюхнулся в кресло и обхватил голову руками.

— Боже правый! Черти полосатые! Три недели злоумышленники готовили покушение на наследницу престола, а этот… эта жирная свинюка спокойно себе пьянствовала и обжиралась.

— Эта жирная свинюка, — внушительно произнес Эрнан, впрочем, ничуть не обидевшись, — все три недели вместе со слугами следила за подозреваемыми и собрала неопровержимые доказательства их вины. Кроме того, вышеупомянутая свинюка обнаружила, что в дело замешано еще, как минимум, четыре человека.

— Кто?

— Канцлер графа Жозеф де Мондрагон, двое слуг графа и один бывший доминиканский монах, брат Гаспар…

— Весьма похвальное усердие, — ворчливо промолвил Гастон. — И если не секрет, можно полюбопытствовать, что эта свинюка намерена делать дальше?

— Она собиралась стеречь покои принцессы Маргариты и поймать преступника на горячем.

— Достойная восхищения самонадеянность, — буркнул Симон.

— Так чего же ты здесь развалился? — раздраженно произнес Филипп. Валяй, сторожи, подстерегай!

— Вчера я еще сторожил, — невозмутимо ответил Шатофьер. Мы, кстати, вдвоем с тобой охраняли принцессу — я на коридоре, а ты в ее спальне.

Филипп пристально поглядел на Эрнана:

— Вот что я тебе скажу, дружище. Не знай я тебя так хорошо, как знаю, то, право слово, подумал бы, что ты по уши влюблен в Маргариту.

— Скажешь еще! — фыркнул Эрнан. — Все, что я хочу, так это взять преступников с поличным.

— А разве подслушанный тобою разговор не доказательство? Почему ты не пришел тогда ко мне… ну, если не ко мне, то к Маргарите либо к ее отцу, и…

— И сделал бы самый обыкновенный донос, — с неподдельным возмущением перебил его Эрнан. — Подобно лакею, случайно подслушавшему барский разговор. Ну нетушки! Я не доносчик. Я жирная свинюка, согласен, но я не доносчик. Я поступил так, как велели мне честь и долг — я позволил злоумышленникам подготовить злодеяние, тем временем собирал доказательства их виновности, узнал имена их сообщников… Между прочим, о сообщниках. Один из них, брат Гаспар, бывший доминиканец, некогда служил в королевском казначействе, затем его уличили в подделке подписей и печатей, он едва не лишился головы и был приговорен к пожизненному заключению, но спустя полтора года, ровно две недели назад, его освободили под ручательство Александра Бискайского.

— Черт! — выругался Филипп.

— То-то и оно. И теперь, на предстоящем допросе этот подделыватель документов расскажет очень много интересного, чего не смог бы рассказать на позапрошлой неделе. Думаю, он подделал парочку писем или что-то вроде того, призванное скомпрометировать некую особу, предположительно барона Гамильтона. Эти письма либо будут подброшены графом Бискайским на видном месте в покоях принцессы в королевском дворце, либо будут в кармане у Рикарда Иверо, когда он пойдет на дело.

— А что если он УЖЕ пошел на дело? — встревожено спросил Гастон.

— Нет, — успокоил его Эрнан. — Сегодня ночью госпожа Маргарита может спать спокойно. Покушение состоится завтра.

— Ты уверен?

— Я убежден.

— И на каком таком основании?

— Ну, во-первых, Рикард Иверо сейчас пьян, как бревно…

— Бревно не пьет вино, — заметил Гастон.

— Зато люди подчас напиваются до такой степени, что превращаются в бесчувственные бревна. А я его напоил именно до такого состояния. Это во-первых.

— А во-вторых?

— Во-вторых, Рикард Иверо сам признался мне, что покушение состоится завтра ночью.

— Да?!

— Вот как!

— И что же он сказал?

Последний вопрос, единственный содержательный, принадлежал Филиппу.

— Когда я увидел, что виконт теряет над собой контроль, — повествовал Эрнан, — я перевел наш с ним разговор на Маргариту. Он сразу же начал плакаться мне в жилетку, твердил, какая она жестокая, бессердечная, извращенная. Потом бухнул что-то о плахе с топором и по секрету сообщил, что завтра ночью произойдет нечто такое, что заставит всех нас содрогнуться от ужаса; после чего он вырубился окончательно.

— Понятно, — сказал Филипп, чуть поостыв. — Но все же…

— Не беспокойся. На всякий случай я поставил Жакомо сторожить покои принцессы. Он спрятался в нише коридора и до самого утра глаз не будет спускать с ее двери. Так что и сегодня она в полной безопасности.

— И на том спасибо, — снова проворчал Гастон. — Успокоил…

— А я вот одного не понимаю, — отозвался Симон. — Причем тут топор, о котором говорил Эрнану виконт? Он что, собирается зарубить принцессу?

Альбре устремил на своего зятя такой взгляд, как будто ожидал, что тот с минуты на минуту должен превратиться в осла.

— И за кого я только выдал мою единственную сестру! — удрученно пробормотал он.

Симон густо покраснел и понурился.

— Любого преступника не покидает мысль о наказании, — снизошел до объяснения Филипп. — Это становится его навязчивой идеей. Поэтому Рикард Иверо и сболтнул о плахе с топором — он прекрасно понимает, какое наказание ждет его в случае изобличения… Гм… — Тут на лице его изобразилось сомнение.

— Что значит твое «гм»? — оживился Эрнан. — Что там у тебя?

Филипп чуть помешкал, потом вздохнул.