Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)

Не замедляя шаг, охотник выхватил из ножен меч, одновременно поднес к губам мундштук рожка и коротко протрубил в него. Резкий, пронзительный звук разнесся вокруг.

Бродяги вздрогнули и дружно повернули головы. Увидев на опушке вооруженного вельможу, они на мгновение остолбенели, а затем, не сговариваясь, бросились наутек в разные стороны.

«Трусы!» — презрительно подумал вельможа, подходя ближе к спасенному им путешественнику.

Это был седовласый старик лет шестидесяти, но еще довольно крепкий на вид и коренастого телосложения. Он был одет в поношенное крестьянское платье из грубой домотканой материи, видавшую виды соломенную шляпу и побитые старые башмаки, которые едва держались на его ногах.

Узнав своего спасителя, старик торопливо спешился и отвесил ему низкий поклон.

— Ваша светлость!

— Кто они такие? — спросил вельможа, имея в виду сбежавших бродяг. — Ты их знаешь?

— Нет, монсеньор, не знаю. Злодеи какие-то. Много их нынче развелось.

— Что они хотели от тебя?

— Требовали, чтобы я отдал им коня и кошелек. А у меня-то кошелька и вовсе нет. Несколько су в кармане — вот и все мое богатство… Не считая лошади, конечно.

— И оружия у тебя, как вижу, нет.

— Ничегошеньки, монсеньор.

— Так какого же черта ты сунулся в лес, коли безоружный? Смерти искал?

— Никакого ни черта, — испуганно перекрестился старик. — Меня Бог ведет.

— Ба! Да что ты говоришь?! Подумать только — сам Бог… А кто ты, собственно, такой!

— Готье меня зовут, монсеньор. Я служил на конюшнях отца вашей светлости — царство ему небесное! — пока не призвал меня Господь.

— Куда призвал?

— Сперва в монастырь, а таперыча вот велел отправиться в путь.

Вельможа смерил старика оценивающим взглядом.

«Сумасшедший. Определенно, у него не все дома…»

— Говоришь, Бог ведет? Так почему же он привел тебя к разбойникам?

— Но ведь и спас от них, монсеньор, — возразил ему старик.

— Верно, спас… Гм. С моей помощью.

— Ну да, монсеньор, с помощью вашей светлости. И это большая честь для меня.

— Очень интересно! — сказал вельможа. — И куда же тебя Бог ведет? — спросил он таким тоном, каким обычно спрашивают: «Куда тебя черти несут?»

— Этого я сказать не могу, — серьезно ответил старый Готье, не уловив откровенной иронии в последних словах собеседника. — Это великая тайна, монсеньор.

— Тайна? — нахмурился вельможа. — Даже для меня?

— О, монсеньор! Для меня тоже.

— А?! — выпучил глаза вельможа.

— То-то и оно-то, монсеньор. Разве я стал бы скрывать что-нибудь от вашей светлости, моего спасителя.

— Гм… Ну и делишки! И как же Господь указывает тебе путь?

— В том-то и дело, монсеньор! Каждое утро, просыпаясь, я уже знаю, что буду делать днем.

— Ах, так! Чудеса, да и только! Стало быть, ты знал, что я спасу тебя?

Готье отрицательно покачал седой головой.

— Нет, монсеньор, не знал. Но Господь известил меня, что сегодня я должен заночевать в охотничьем лагере вашей светлости.

Вельможа вдруг насторожился и подозрительно поглядел на него.

— А ты случаем не хитришь, человече?

— О нет! — с жаром запротестовал старик, открыто и простодушно глядя ему в глаза. — Как я могу лгать вашей светлости! Так мне Бог сказал, и это — святая правда.

— Странный ты человек, — констатировал вельможа. — Но как бы то ни было, получишь у меня и еду, и ночлег… А Бог что, запретил тебе взять оружие?

— Нет, монсеньор, не запрещал. Но у меня ничего не было.

— Что ж, это поправимо. Раз ты служил у моего отца, то я дам тебе оружие; так у Господина будет гораздо меньше хлопот с тобой. Уж очень неблагодарное это занятие — спасать кого-то чужими руками. И не больно надежное такое покровительство, осмелюсь утверждать. Не споткнись моя лошадь на ровном месте, лежал бы ты сейчас мертвый посредь дороги… Если, конечно, Господу не вздумалось бы ради забавы сразить твоих обидчиков стрелами небесными…

Он отказался от предложенного старым Готье весьма сомнительного удовольствия прокатиться на его кляче, и оба пошли пешком. Дорогой они разговаривали о зове Божьем, что вел старика к неведомой цели. Молодой вельможа уже остерегался открыто подтрунивать над Готье — все больше и больше он убеждался, что его неожиданный спутник не в своем уме.

— По-моему, сегодня я чертовски хороша. А, Матильда? Как тебе кажется?.. Матильда!

Слова эти, произнесенные нежным и мелодичным голосом, в котором, однако, явственно слышались властные нотки, принадлежали очаровательной юной девушке, рассматривавшей свое отражение в большом, в человеческий рост зеркале с таким откровенным умилением, которому наверняка позавидовал бы сам Нарцисс. Девушка очень нравилась себе, даже восхищалась собой, и в этом не было ничего удивительного, поскольку нравилась она всем без исключения, особенно мужчинам. Высокая стройная блондинка с приятными, безукоризненно правильными чертами лица, бархатистой матово-бледной кожей и большими голубыми глазами, она была живым воплощением классического идеала женской красоты. Она была красавицей без каких-либо «но» и «вот только», даже в простом крестьянском платье она смотрелась бы не менее привлекательно, чем в своем богатом наряде с множеством дорогих украшений. Все эти шелка, лучшие сорта бархата и парчи, тончайшие кружева, золото и драгоценные камни не выдерживали никакого сравнения с сиянием ее глаз, блеском роскошных волос, нежной белизной ее кожи, страстным огнем ее чувственных губ. И хотя девушка была принцессой, и ей еще не исполнилось восемнадцати лет, немало мужчин не по наслышке знали, какие душистые у нее волосы, как сладки ее коралловые губы, как нежна на ощупь ее кожа, каким томным бывает ее взгляд — ибо принцесса эта была не кто иная, как Маргарита Наваррская, дочь короля Александра Х.

Маргарита уже оделась, прихорошилась, отпустила всех своих дам и горничных и теперь просто вертелась перед зеркалом, любуясь собой и восхищаясь своим великолепным нарядом. Обращалась она к единственному, кроме нее самой, живому существу в комнате. То была скорее подруга, чем фрейлина принцессы.

Невысокая черноволосая и черноглазая девушка лет пятнадцати, чья кроткая красота терялась в ярких лучах ослепительной красоты Маргариты, встрепенулась и перевела свой мечтательный взгляд на принцессу.

— Простите, сударыня. Вы что-то сказали?

— Да, Матильда. Мне стало интересно, что же такого особенного ты увидела в окне?

Девушка, которую звали Матильда де Монтини, смущенно опустила глаза.

— Ничего, сударыня. Ничего особенного. Просто… Просто я задумалась.

— О чем?

— О чем? — растерянно повторила Матильда. — Кажется, ни о чем.