Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)

— Да нет же, верю. Кому-кому, а тебе я верю… — Маргарита тряхнула головой. — Черт возьми! Это во многом объясняет твое поведение. Теперь все становится на свои места. Оказывается, дела обстоят гораздо хуже, чем я думала раньше.

— В каком смысле — хуже?

— В самом прямом. Раньше я считала тебя просто застенчивой, ужасно скрытной, донельзя деликатной, стыдливой до неприличия; но на поверку ты еще и забитая, невежественная девчонка. Теперь я понимаю, что заблуждалась относительно истинной причины твоего отвращения к мужу. На самом деле ты брезгуешь Александром не потому, что после Красавчика он тебе неприятен. Тебе становится тошно при одной мысли о близости с ним не только потому, что некогда он согрешил с Жоанной; в конце концов, по мне, это не столь тяжких грех, чтобы…

— Маргарита! — резко оборвала ее Бланка, встревожено косясь на Матильду. — Думай, о чем говоришь! И ПРИ КОМ говоришь.

— А, вот оно что! — Маргарита тоже взглянула на Матильду. — Она и так все знает. Сегодня я ей проболталась, ты уж прости меня. Матильда с таким жаром говорила о том, как сильно она любит своего брата, что я взяла и бухнула ей про Александра и Жоанну. Дескать, одни уже доигрались, другие, Елена и Рикард, на подходе, а тут еще ты со своим Этьеном. Но не беспокойся, кузина, Матильда умеет молчать. Правда, Матильда?

Девушка с готовностью кивнула.

— О да, сударыни, — заверила она их. — Я буду молчать. Никому ни единого словечка, обещаю вам.

— Вот и чудненько. — сказала Маргарита. — Итак, на чем я остановилась. Ах, да, на твоем целомудрии в замужестве…

— А может, не надо? — попросила Бланка, вновь краснея.

— Нет, душенька, надо. Прежде я избегала таких разговоров, щадила твою застенчивость. Я не сомневалась, что у тебя был роман с Красавчиком, и терпеливо ждала, пока ты не забудешь его настолько, чтобы взять себе нового любовника. Но теперь, когда выяснилось, что…

— Кузина! Прекрати немедленно, прошу тебя. Иначе я встану и уйду. К тому же мне пора в церковь.

— Ну, нет, тебе еще не пора в церковь. У нас впереди почти час времени, и если ты останешься у меня, мы пойдем в церковь вместе. Добро?

— Ладно, — кивнула Бланка. — Но если ты будешь…

— Да, буду. Ради твоего же блага я продолжу наш разговор. Разумеется, в любой момент ты можешь уйти — воля твоя, и удерживать тебя я не стану. Но я настоятельно советую тебе выслушать меня, старую блудницу. Обещаю не злоупотреблять твоим терпением, честное слово. Я лишь вкратце выскажу то, что сейчас у меня на уме и что меня очень беспокоит. Не заставляй меня впоследствии испытывать угрызений совести.

— Угрызений совести? — удивленно переспросила Бланка.

— А что же ты думала! Ты моя подруга, и мне больно смотреть, как ты маешься. Я никогда не прощу себе то, что не сделала всего от меня зависящего, чтобы помочь тебе разобраться в твоих проблемах.

Бланка обречено вздохнула.

— Хорошо, я выслушаю тебя, кузина. Только постарайся… э-э, поделикатнее.

— Непременно, — пообещала Маргарита. — Я буду очень разборчива в выражениях. Но, прежде всего, давай внесем ясность: кузен Бискайский был первым и единственным твоим мужчиной, не так ли?

— Да, — с содроганием ответила Бланка и тут же в припадке откровенности добавила: — Лучше бы вообще никого не было!

— То-то и оно, дорогуша. Ты испытываешь отвращение не только к Александру, как человеку и мужчине (впрочем, как человек, он в самом деле противен), твое отвращение к нему постепенно распространяется на все мужское. В твоих глазах он становится как бы живым символом мужской низости и подлости, олицетворением всего самого худшего, что только может быть в мужчине.

— Он мерзкий, отвратительный негодяй! — не сдержавшись, гневно произнесла Бланка. — Он подонок! Я так ненавижу его!

— Я тоже его ненавижу, — спокойно ответила Маргарита. — Но моя ненависть к нему не грозит обратиться на других мужчин.

— И моя…

— Ну, не говори, душенька. Ты с таким отвращением сказала: «Лучше бы вообще никого не было», — что мне стало не по себе. Сама не подозревая о том, ты начинаешь ненавидеть всех мужчин без разбору.

— Глупости! — запротестовала Бланка. — Ничего подобного…

— Пока еще нет. К счастью, до этого еще не дошло. И я, кажется, понимаю, что тебя сдерживает, что мешает тебе сознательно возненавидеть мужчин. Это Филипп Аквитанский. Ведь ты была дружна с ним, верно?

— Да, мы были хорошими друзьями.

— Но, увы, не любовниками.

— Маргарита…

— Не надо лицемерить, кузина. Ведь теперь ты жалеешь об этом, не так ли? Скажи честно — или промолчи.

— Да, — потупив глаза, ответила Бланка. — Я жалею.

— Мне тоже жаль.

— А тебе-то что?

— Мне небезразлична твоя судьба, и я очень беспокоюсь за тебя. Твой опыт близости с мужчинами ограничивается одним лишь Александром, и опыт этот нельзя назвать удачным, а тем более, приятным — он внушает тебе отвращение. Добро бы еще ты была флегматичной, но нет — тут ты похожа на Елену. Я заметила, что так же, как у нее, у тебя зажигается взгляд при виде любого мало-мальски симпатичного парня…

— Но я не облизываюсь на них, подобно ей, — парировала Бланка. — И подобно тебе, кстати, тоже.

— Это неважно. И вообще, речь сейчас не о нас с Еленой, а о тебе. В отличие от нас, у тебя очень специфическое воспитание, и навязанное тебе сестрами-кармелитками ханжеское мировоззрение вполне может сыграть с тобой злую шутку. Сознательно ты понимаешь, что кузен Бискайский не единственный мужчина, с которым ты… которому ты можешь подарить свою любовь…

— Уж лучше никому, — отрезала Бланка. — Лучше никому, чем ему — этому мерзкому чудовищу.

— Вот-вот! Где-то в глубине тебя очень сильны предрассудки, не позволяющие тебе всерьез помышлять о возможности любовной связи с другим мужчиной, кроме твоего мужа. Я не сомневаюсь, что рано или поздно это пройдет, но боюсь, что тогда будет слишком поздно. К тому времени тебе могут опротиветь все мужчины и все мужское.

— Глупости!

— Отнюдь. Всякий раз, глядя на симпатичного тебе парня, ты невольно отождествляешь его, как мужчину, с Александром…

— А вот и нет!

— А вот и да! Ты у нас фантазерка, у тебя богатое воображение, но с другой стороны ты малоопытна, вернее, неопытна, и полна предрассудков. Эти последние особенно сильно сковывают тебя, разрушают все твои фантазии. Чтобы не совершить в мыслях прелюбодеяния, ты, разумеется, неосознанно, стремишься обезличить понравившегося тебе парня, выхолостить в своих глазах его индивидуальность и, давая волю своему воображению, тем не менее, представляешь его в постели в точности таким, каким был с тобой твой муж. Конечно, если отвлечься от человеческих качеств кузена Бискайского и от твоей неприязни к нему, он, говорят, неплохой любовник; во всяком случае, некоторые мои горничные от него без ума. Однако у тебя все, что напоминает про Александра, вызывает отвращение. И соответственно, тот парень, который ВСЕГО ЛИШЬ приглянулся тебе, становится тебе САМУЮ ЧУТОЧКУ неприятным. Со временем эта «самая чуточка» будет возрастать, пока ты не проникнешься отвращением ко всем без исключения мужчинам. И тогда ты начнешь баловаться с девочками, вот так-то. И не просто баловаться, что в общем простительно, а отдавать им предпочтение перед мужчинами. — В устах наваррской принцессы это прозвучало как суровый приговор судьбы, как самое худшее, что может случиться с женщиной.