Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)

— Черти полосатые! — выругался Филипп, едва лишь обрел дар речи. Неужели граф… Да нет, это смешно! В Толедо он вместе со своим дружком Фернандо Уэльвой вел довольно разгульный образ жизни, имел кучу любовниц, а к мальчикам, как мне кажется, никакого влечения не испытывал.

— С этим у него все в порядке, — подтвердила Маргарита. — То есть к мальчикам он равнодушен, и за добродетель своих пажей я спокойна. Другое дело, горничные…

— Он что, спит со служанками?!

— Да… В общем, да. — Маргарита мельком взглянула на Жоанну. Главным образом со служанками.

— А что же Бланка?

— Ну… Она… Просто она…

— Так что же она?

— Она не пускает мужа к себе в постель, — скороговоркой выпалила Маргарита.

— Но почему? — удивился Филипп.

— Он ей противен.

— Вот как?

— Это правда, мой принц. Поверьте, я не лгу, Бланка испытывает к своему мужу глубочайшее отвращение.

— Так какого же черта, — раздраженно произнес Филипп, — она вышла за него замуж?

Маргарита пытливо взглянула на Филиппа и вкрадчиво осведомилась:

— А разве у нее был выбор?

— Да, был.

— И альтернативой ее браку с кузеном Бискайским был брак с вами, я полагаю?

— Да.

— И кто же виноват в том, что ваш брак не состоялся?

— Отчасти я, отчасти она, отчасти покойный дон Фернандо… — Тут Филипп недоуменно приподнял одну бровь. — А разве Бланка вам ничего не рассказывала?

— Почти ничего.

— А мне казалось, что вы с ней близкие подруги, — заметил он.

— Да, мы подруги, хорошие подруги, но не настолько близкие, как мне хотелось бы. Свои самые сокровенные тайны Бланка предпочитает поверять кузине Елене; вот с ней они действительно близкие, даже слишком уж близкие подружки. — В голосе Маргариты Филиппу почудилась ревность. — Они такие милашки, я вам скажу. Вечно шушукаются о чем-то, секретничают друг с дружкой и никого, в том числе и меня, в свою компанию не принимают. Обидно даже… А вам, дорогой принц, вижу, очень нравится Бланка. Верно?

— Еще бы! — с готовностью признал Филипп.

— А я?

— Мне нравятся все красивые женщины, моя милая принцесса. А вы не просто красивая — вы непревзойденная красавица.

— Следовательно, есть еще надежда, что вы полюбите меня?

— Оставьте все ваши надежды, сударыня.

— Какая категоричность, принц! Какая жестокость!

— Жестокость?

— Да! Разве не жестоко разговаривать так с женщиной, которой вы очень и очень нравитесь.

— Для меня это большая честь, ваше высочество, — с серьезной миной ответствовал Филипп. — И за какие же заслуги я ее удостоился?

— Прекратите жеманничать, дорогой кузен! — огрызнулась Маргарита. Единственная ваша заслуга состоит в том, что вы наглый, бесцеремонный, самоуверенный, самовлюбленный, — тут она тяжело вздохнула, — и крайне очаровательный сукин сын.

«А ты, милочка, похоже, влюбилась в меня, — подумал Филипп, — Ну и дела! Определенно, сегодня вечер сюрпризов…»

Филипп возвратился в свои апартаменты около полуночи. Он устало развалился в кресле, закрыл глаза и принялся было анализировать события уходящего вечера, но вскоре оставил это занятие. Мысли лениво ворочались в его голове, а если и ускоряли свой бег, то неслись совершенно не в том направлении. Так что Филипп просто сидел, отдыхая, загадочно улыбался сам себе и делал вид, что не слышит приглушенного шепота, время от времени доносившегося из маленькой комнатушки по соседству, предназначенной для дежурного дворянина.

Минут через десять-пятнадцать в комнату вошел Габриель. В руках он держал поднос с ужином. Филипп раскрыл глаза, взглянул на него и удивленно спросил:

— Почему ты? Я же велел тебе прислать лакея, а самому отправляться спать.

Габриель что-то невнятно пробормотал, накрывая небольшой круглый столик рядом с креслом.

Филипп хмыкнул, безразлично пожал плечами и пересел с кресла на стул.

— Да, кстати, — сказал он, отпив глоток вина. — Кто сегодня дежурный по покоям?

— Д'Аринсаль.

— А между тем его нет. Запропастился где-то, негодник. Утром передашь ему, что это его предпоследний проступок у меня на службе. В следующий раз он может не возвращаться — пускай сразу сваливает в свое имение.

Габриель кивнул.

— Хорошо, так я ему и скажу.

Он сел в кресло и нервно забарабанил пальцами правой руки о подлокотник, явно порываясь что-то сказать или о чем-то спросить, но, видимо, никак не мог решиться.

— Угощайся, — предложил ему Филипп.

— Благодарю, я не голоден, — хмуро ответил Габриель.

— Что ж, воля твоя. Можешь идти, дружок. До утра ты свободен.

— Но ведь д'Аринсаль…

— Черт с ним, с д'Аринсалем. Пусть себе гуляет.

— Так, может, я подежурю вместо него? — с проблеском надежды спросил Габриель.

— Не надо. За покоями присмотрит Гоше, а я… — Филипп не закончил и принялся ожесточенно расправляться с зажаренной куриной ножкой. Его грозный аппетит свидетельствовал о том, что он собирается провести бурную ночь.

Габриель тяжело вздохнул и поднялся с кресла.

— Пойду проверю, приготовлена ли постель.

Филипп отложил в сторону обглоданную кость и самодовольно усмехнулся.

— Не стоит беспокоиться, сегодня она мне не потребуется. Одна очаровательная девчушка намерена предоставить мне уютное местечко в своей кроватке.

В соседней комнате раздались сдавленные смешки. Но Габриель не расслышал их. Лицо его исказила жуткая гримаса боли и отчаяния, он резко повернулся и почти бегом вышел из комнаты, даже не пожелав Филиппу доброй ночи.

Филипп проводил его озадаченным взглядом и покачал головой.

«Однако! — подумал он, возвращаясь к прерванному ужину. — Какая же муха его укусила?»

Основательнее поразмыслить над странным поведением Габриеля Филиппу было недосуг. Наскоро, но сытно перекусив, он тщательно вымыл руки в серебряном тазике с уже остывшей водой и вытер их полотенцем. Затем вынул из канделябра зажженную свечу и вошел в комнатушку, откуда перед тем доносилось хихиканье. На первый взгляд она была пуста, однако при более внимательном осмотре бросалось в глаза очень слабое, но весьма подозрительное покачивание задернутого полога кровати.

— Марио!

Молчание.

— Я знаю, что ты здесь, — сказал Филипп. — Отлуплю.

Из-за полога высунулась голова д'Обиака.

— Ах, простите, монсеньор, я малость вздремнул.

Филипп усмехнулся.

— Ладно, дремли дальше. Останешься здесь до возвращения д'Аринсаля, добро?

— Добро, монсеньор, — кивнул д'Обиак. — А что до д'Аринсаля, то он вернется утром.

— Так ты знаешь, где он?

Лицо пажа расплылось в улыбке.

— Что делает — знаю, а где — нет.

— Понятно, — сказал Филипп. — А тебя, стало быть, он попросил подежурить вместо себя?