Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)

— Однако волнует.

— Почему? Ну, почему?

— А вы не догадываетесь? — кротко спросил Габриель.

Матильда внимательно посмотрела на него; зрачки ее глаз расширились почти что на всю радужную оболочку.

— Кажется, я догадываюсь… О боже! Только не это!

— Да! — Габриель вновь схватил ее руки и покрыл их страстными поцелуями. — Я люблю вас, Матильда. Я полюбил вас с первого взгляда — но буду любить вас всю свою жизнь.

Где-то с минуту они оба молчали. Матильда собиралась с мыслями, а Габриель не сводил с нее исполненного нежности взгляда. Немного успокоившись, она решительно покачала головой.

— Нет, так нельзя. Это невозможно. Вы не должны любить меня.

— Почему?

— Это неправильно, несправедливо. Любовь должна быть взаимной, иначе будет беда, большая беда. Я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня, я не хочу причинять вам боль.

— Так и не надо, если вы не хотите.

— Что не надо? — не поняла Матильда.

— Причинять мне боль. Сделайте так, чтобы я не страдал из-за вас.

— Но как, как это сделать?

— Ответьте на мою любовь, полюбите меня… — Габриель в отчаянии схватился за голову. — Боже, что я несу!.. Простите, сударыня, я не то хотел сказать, совсем не то.

— А что же?

— Я прошу дать мне шанс. Не отталкивайте меня, позвольте мне заслужить вашу любовь. Вот увидите — вы полюбите меня; мне нужно только время.

— Нет, сударь, — решительно произнесла Матильда. — И не надейтесь. Вам у меня ничего не светит. Прошу вас, поскорее разлюбите меня. Пока еще не поздно — разлюбите. Вы никогда не добьетесь от меня взаимности, я никогда не смогу полюбить вас. Это невозможно, бесполезно, безнадежно.

«Что ж, придется овладеть ею силой, — заявила дурь. — Она упорствует в своем заблуждении».

«Если я сделаю это, — предостерег здравый смысл, — то навсегда потеряю ее».

На этот раз Габриель склонен был прислушаться к доводам разума.

— Я не разлюблю вас, — сказал он. — Я буду любить вас всегда.

— Ну, пожалуйста, — взмолилась Матильда. — Забудьте обо мне. Не любите меня, не надо. Я… я люблю другого. Всем сердцем люблю.

— Филиппа?

— Да… Да! Его! Его одного.

— Но он же не любит вас.

— Нет! — вскричала Матильда. — Нет! Он тоже любит меня. Он сам это сказал.

— Ах да, конечно! — с нескрываемым сарказмом произнес Габриель, поднимаясь с колен. — Конечно, он любит вас. Он очень щедр на любовь. Чего-чего, а любви у него хватает на всех. Он способен любить многих женщин сразу.

Матильда прикрыла лицо руками, будто защищаясь. Плечи ее ссутулились и вздрагивали от едва сдерживаемых рыданий.

— Прошу вас, не мучьте меня. Мне и без того больно… Я так несчастна!

Она рывком вскочила с кресла и бросилась к распятию, висевшему на стене рядом с кроватью!

— Ты уже караешь меня, Господи! Ты не пожелал ждать моей смерти, Ты решил покарать меня тотчас… Велик мой грех, Господи, и кара Твоя справедлива.

Габриель подбежал к ней, судорожно сжимая кулаки. На лице его не было ни кровинки, а в глазах застыла мука.

— Замолчите! — простонал он. — Не называйте мою любовь карой. Ради всего святого, не говорите так… Это жестоко, это бессердечно!

— Ах! — выдохнула Матильда. — Простите меня, пожалуйста. Я не хотела обидеть вас. Я такая дура, я сама не знаю, что говорю… Ну, прошу вас, умоляю: забудьте обо мне. Я не достойна вашей любви. Я беспутная, пропащая женщина. Я продала свою душу дьяволу. Не надо любить меня.

— Я люблю вас, Матильда, — пылко ответил Габриель. — И буду любить всегда. Какой бы вы ни были, грешной или праведной, порядочной или беспутной, я все равно буду любить вас.

— Но ведь это безнадежно! Я никогда не смогу ответить вам взаимностью.

— Почему? Вы же совершенно не знаете меня. Дайте мне только шанс, и я заслужу вашу любовь.

— Нет. Этого никогда не случится.

— Не будьте так категоричны, — с мольбой в голосе произнес Габриель. — Прошу вас, подумайте, не спешите с ответом.

— Здесь нечего думать, — упрямо покачала головой Матильда. — Простите меня за прямоту, но я не хочу внушать вам несбыточных надежд. Мое сердце навсегда отдано другому. Я буду принадлежать лишь ему — или вообще никому.

«Вот видишь!» — назидательно отозвалась дурь и что было мочи ударила Габриелю в голову.

— Ну, нет, бесстыжая! — воскликнул он, хватая ее в объятия. — Ты будешь принадлежать мне!

Матильда не кричала, не звала на помощь. Она была так напугана, так потрясена происходящим, что даже не пыталась сопротивляться…

Когда на рассвете Филипп возвратился от Маргариты, что-то дернуло его в первую очередь заглянуть в комнату дежурного дворянина, и там он с удивлением обнаружил, что полог кровати отброшен, сама кровать пуста, а в небольшом кресле рядом, понурив голову, неподвижно сидит Габриель. Сперва Филиппу показалось, что он спит.

— Вот чудеса-то! — озадаченно пробормотал он.

Габриель вздрогнул и поднял голову — он вовсе не спал.

— Прошу прощения, монсеньор. Я велел Марио и его девчонке убираться прочь.

— Однако! — с улыбкой произнес Филипп. — Какой ты суровый… Но нет, постой! — Он подошел ближе, присел на кровать и пристально всмотрелся ему в лицо. — Что-то случилось?

— Да.

— И что?

— Вы были правы, — с жутким спокойствием ответил Габриель. — Наломал я дров.

— Так что же приключилось, в конце концов? Вы поссорились? Она прогнала тебя?

— Много хуже.

— Хуже! — Филипп так и подпрыгнул. — Что — хуже? Ну! Отвечай, черт бы тебя побрал!

— Э… Я… того… против ее воли…

— МАТЕРЬ БОЖЬЯ! — вскричал пораженный Филипп. — Ты что, изнасиловал ее?!

Габриель утвердительно кивнул; глаза его бездумно блуждали по комнате.

Филипп схватился за голову, затем вскочил на ноги, затем будто передумав, сел, снова встал, нервно прошелся из угла в угол, вернулся обратно к кровати, в ярости сорвал с нее полог и, не разуваясь, бухнулся в постель.

— Вот-те нате, елки-палки зеленые! — наконец, прорвало его. — Что же ты наделал, сукин сын?! Ну, и сюрпризик ты мне преподнес, нечего сказать, хороший!.. Засранец чертов, говнюк! Все лето девки наперебой цеплялись ему на шею, стоило лишь пальцем шевельнуть, чтобы они легли и сами себе юбки позадирали. Но нет, он, видите ли, искал единственную и неповторимую, так сказать, любовь всей своей жизни — а когда нашел… Ну все, баста! Это мне наглядный урок. Впредь я не потерплю в своем окружении не только педерастов, но и девственников старше шестнадцати лет — этих сопливых юнцов, которые сторонятся женщин, забивая себе голову всякими романтическими бреднями о чистой и возвышенной любви, ночью втихаря рукоблудят и, в конечном итоге, становятся насильниками… — Филипп остыл так же внезапно, как и взорвался. — Ладно. Теперь рассказывай.