Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)

Краска бросилась Габриелю в лицо.

— Нет, не был, — сипло ответил он. — Ни у кого я не был.

— А почему же ты здесь?

— Ну… Собственно… Я только иду к ней.

— Да? — с сомнением произнес Симон. — Только идешь? В эту-то пору? Брось дурить, друг. Придумай что-нибудь поубедительнее.

— А я не дурю. Я говорю то, что есть на самом деле, и не собираюсь ничего придумывать.

— Так уж я тебе и поверил… Однако постой! — Он поднес свечу ближе к Габриелю и смерил его изучающим взглядом. — Ну и ну! Всклоченные волосы, раскрасневшееся лицо, потрепанная одежда — видать, одевался наскоро… Ага, и вот еще что! — Прежде чем Габриель успел что-либо сообразить, Симон вытянул из его кармана ленту, кончик которой неосмотрительно выглядывал наружу. — Какая милая вещица! Подарок любви, верно? Только ее следует носить на рукаве, а не в кармане. Или, еще лучше, связать бантиком и приколоть к груди. Хочешь покажу?.. Нет, это потрясающе: ты отбил у Филиппа девчонку! Вот здорово! Да он просто лопнет со злости!

Сконфуженный Габриель отобрал у Симона ленту, запихнул ее поглубже в карман и растерянно пробормотал:

— Что за вздор ты несешь! Ничего такого не было…

— Так-таки и не было? — ухмыльнулся Симон. — Хватит заливать, друг, меня не проведешь. Я вовсе не глупый, я все замечаю… Ну, и как она в постели, хороша?.. Ах да, я же забыл, что это у тебя впервые. Тебе понравилось?

— Прекрати! — даже не воскликнул, а скорее прорычал Габриель.

Симон озадаченно взглянул на него и пожал плечами.

— Ладно, воля твоя. Если не хочешь говорить об этом, так тому и быть. Не стану же я принуждать тебя. Да, кстати, почему ты так рано уходишь?

— А ты почему?

— Фи! — брезгливо поморщился Симон. — Мне просто не повезло. Шлюха чертова! Бах-трах, легкий вздох, свечку в руки — и будь здоров. Бревно бесчувственное!

— А может быть, ты сам виноват, что не сумел расшевелить ее?

— Еще чего скажешь! Я же не мальчишка какой-нибудь, вроде тебя. Я человек женатый…

— И рогатый, — неожиданно съязвил Габриель. Он не имел обыкновения, подобно остальным, подтрунивать над Симоном, но сейчас, доведенный до белого каления его расспросами, не смог придержать свой язык.

— Эх, ты! — обиженно произнес Симон. — А еще друг…

— Прости, я не хотел. Как-то само самой вырвалось.

— Я ведь так люблю Амелину, — затянул Симон свою старую, уже порядком набившую Габриелю оскомину, песенку. — Я боготворю ее. А она, негодница…

— Она пообещала больше не изменять тебе, — резонно заметил Габриель.

— Зато раньше изменяла. Еще как изменяла.

— И ты решил отомстить ей? Ну-ну, давай, времени впереди много может, свое отквитаешь.

Теперь пришла очередь смущаться Симону.

— Да нет, что ты! Это так… нечаянно. — Он взял Габриеля за руку и с мольбой в голосе добавил: — Только не говори ничего Амелине. Если она прознает об этом, снова загуляет с Филиппом. Вообще никому не говори… Ну, пожалуйста, пообещай, что будешь молчать. Хочешь, на коленях попрошу?

— Не стоит, я и так ничего не скажу. При условии, конечно, что и ты забудешь о нашей встрече.

— Безусловно! Я нем, как статуя.

— В таком случае, я тоже нем, — ответил Габриель. — Доброй ночи, Симон.

— А разве ты не идешь к себе?

— Нет. Я… э-э… Я немного прогуляюсь.

Симон добродушно усмехнулся.

— Ага, проказник, еще захотел! Ну что ж, ступай прогуливайся… Гм, только смотри не забегайся.

Габриель печально вздохнул.

«Что-что, а забегаться мне явно не грозит».

Он проводил долгим взглядом уходящего Симона, затем свернул за угол и вскорости снова оказался перед дверью Матильды.

«Ступай-ка ты прочь, дружок, — сказала ему здравая часть рассудка. Дождись утра. Это не самый лучший способ завоевать благосклонность порядочной девушки — заявиться к ней среди ночи и признаться в любви, полагая, что она тотчас бросится тебе на шею».

«Почему же? — отозвалась другая часть, одуревшая от страсти. — Все в порядке. Я нравлюсь ей, но она не хочет это понять, ибо вбила себе в голову, что влюблена в Филиппа».

«Глупости! — возразил здравый смысл. — Это чистой воды самообман».

«Вовсе нет, — упорствовала дурь. — Это правда».

Как обычно, дурь взяла верх над доводами здравого смысла. Габриель постучал.

Ему показалось, что прошло несколько долгих столетий прежде, чем за дверью послышалось шуршание шелковых юбок и тихий стук поднимаемой щеколды. Наконец, дверь отворилась, и на пороге появилась Матильда. В этот поздний час она как будто и не собиралась отходить ко сну и была одета в то же самое платье, что и на вечернем приеме у принцессы.

Увидев совсем не того, кого ожидала увидеть, Матильда вскрикнула:

— О Боже! Кто это?.. Вы?! А я думала…

— Он не придет, — сипло сказал Габриель и едва сдержался, чтобы не закашляться.

— О… О ком вы говорите?

Поскольку Матильда стояла спиной к освещенной комнате, Габриель плохо видел ее лицо, но был уверен, что она покраснела.

— Может быть, мне лучше войти?

— Войти? Вам? Ко мне? — в замешательстве переспросила девушка. Но… Как же так?.. Ведь это…

За спиной Габриеля раздался скрип отворяемой двери. Матильда испуганно охнула и схватила его за рукав.

— Ну, входите же! Скорее!

Габриель не заставил просить себя дважды; одним прыжком он очутился в комнате и быстро затворил за собой дверь.

— Это Розалия, — шепотом объяснила Матильда, взволнованно переводя дыхание. — Она известная сплетница и если что-то увидела, то завтра разболтает по всему дворцу, еще и приплетет с три короба… Господи! Что обо мне подумают?! И все вы, вы!

Габриель мрачно усмехнулся, и от его усмешки девушку прошибла дрожь.

— А окажись на моем месте Филипп, вам было бы все равно, что о вас подумают?

Матильда истошно ойкнула, закрыла глаза и прислонилась к стене, пытаясь удержаться на ногах. Лицо ее мертвенно побледнело. Габриель помог ей дойти до кресла и сесть, а сам стал перед нею на колени, сжав ее руки в своих.

— Прошу простить меня, сударыня, если я нечаянно причинил вам боль.

Матильда, наконец, раскрыла глаза и мягко, но решительно высвободила руки.

— Вы здесь не при чем. Просто я переволновалась. И вообще, я слишком впечатлительная. Так это ОН прислал вас ко мне?

БЕССТЫЖАЯ! РАЗВРАТНИЦА!.. ЛЮБИМАЯ…

— Нет, я сам пришел.

— А как же…

— Он не придет.

— Но почему?

В то мгновение взгляд Габриеля упал на кровать с задернутым пологом в противоположном углу комнаты, и сердце его больно сжалось при мысли о том, что бы случилось, приди к ней Филипп.

— Я убедил его оставить вас в покое. Он никогда не придет к вам.

— Понимаю, — прошептала Матильда. — Вы печетесь за мою душу. Вы так добры ко мне, благодарю вас… Нет! — вдруг воскликнула она, заламывая руки. — Это неправда! Я не могу лгать, не могу благодарить вас… Я грешница, Господи! Я закоренелая грешница и я не хочу каяться. Зачем, зачем вы беспокоитесь обо мне? Кто я вам такая? Вас не должно волновать, гублю я свою душу или нет.