Александр Конторович - Выжженая земля. Тетралогия

— Перепродать?

— А кто тебе сказал, что это всё у нас покупать собрались?

— Как же так? Мы что, на халяву всё это отдать должны?

— В корень зришь! Не на халяву. Нам спишут часть долга перед пострадавшими от советской оккупации странами. Ясен пень, что не весь. Мы, таким образом, внесем свой посильный вклад в спасение голодающих на Африканском континенте. И будем уже полностью допущены в братскую семью просвещенных передовых государств!

— Ага, это у нас прибалты просвещенные? С поляками заодно?

— Злой ты, Сережа! Добра не ценишь!

— По мне, так если бы на этом месте вдруг всё, к чертовой матери попроваливалось бы, так я и не сожалел бы ни разу!

— Не все ж там такие сволочи…

— Раз согласны на то, чтобы нас таким образом грабили — все! Во всяком случае, я что-то не слыхал, чтобы там кто-то от такой халявы отказался. А теперь, значит, мы сами должны все карманы вывернуть? Да в ротик к ним положить?

— Нет, западники милостиво берут на себя транспортировку и распределение гуманитарной помощи, которую осознавшая свои заблуждения Россия, щедро жертвует на благое дело. То есть, продукты отдадим мы, а навар с этого снимет… понятно кто.

— И что, нашлись у нас бараны бестолковые, которые на это согласились?

— Нашлись, Сережа, причем на самом верху. Президенту буквально ультиматум выкатили — отдай!

— Кто?

— Да есть у нас такие… рукопожатные общечеловеки. И в коридорах власти не первый год прописанные. Кто олигарх, кто общественный деятель… много их. Людям популярно напомнили — кто в доме хозяин. В чьих банках их денежки лежат. Для острастки публично прижали парочку.

— И нашли, за что?

— Было б болото, а черти напрыгают! Чтобы у этих-то, да не нашли? — генерал саркастически усмехнулся. — Ну, а уж когда оставшихся пообещали к дележке допустить… В общем, президент упирался около года. Теперь дожали.

— И что?

Хазин встал и подошел к окну. Наклонился, опершись на него руками. Постоял так пару минут.

— Видишь ли, Сережа… я в детстве сытно не ел — нечего было. Да и потом… тоже не слишком шиковал. Но уже долгое время про все эти запасы знаю. И, поверишь ли, ни разу не возмутился тем фактом, что где-то заныканы запасы, из которых меня в молодости можно было бы накормить. Знаю случаи, когда они использовались для того, чтобы оперативно снять где-то острый момент, напряг с нехваткой чего-либо сбить. Уже с девяностых всякие ушлые деятели пытались обнаружить — где же это всё лежит?

— Так известно же, где всё это находится! Я и сам парочку-тройку таких мест знаю, приходилось бывать.

— Угу! — удовлетворенно кивает генерал. — И?

— Не понял?

— Как много там можно чего-либо заныкать?

— Ну…Всего я, конечно, не видал… но, наверное, много.

— Ты, Сережа, как и все прочие, видел только верхушку айсберга! То, что вам решили показать! Ну, скажи на милость, какая такая острая необходимость допускать старшего группы на склад длительного хранения, чтобы он там запас продуктов получил? У ворот обожди — тебе всё и вынесут. Так?

— Так…

— А ещё вспомни, майор, куда ты после этого ездил? Был там шанс, что голова твоя, да и всё, к ней прилагающееся, в чужие руки попадёт?

— Был.

— Ещё вопросы есть?

— Операция прикрытия?

— И она тоже. Ты вот не попал, а кому-то другому не повезло. Если хочешь знать, то, несмотря на всю гласность и прочий бред полоумного, э т и секреты по сей день охраняются едва ли не почище Кремля! Министра можно и нового назначить, а вот где новый склад взять? Ни в одной нашей зоне нельзя отыскать ни одного осужденного иностранного агента, который попытался бы сунуть туда нос. И знаешь, Сережа, почему?

— Почему же, Олег Петрович?

— Потому, что никого из них никто и не судил… Как там, у Даниила Хармса, написано? Из дому вышел человек с дубинкой и мешком…. Куда-то он там пошёл?

— Ну… я точно не помню. Вошел он в лес…

— Ага! И с той поры исчез!. Вот, как раз про это и написано…

— Так неужто и президент не знает, где там и что расположено?

— Тут, Сережа, трудно сказать — что именно он н е знает. Я вполне могу допустить, что чего-то он знать попросту и н е х о ч е т. Или делает вид. Во всяком случае, судя по его высказываниям в узком кругу — он упоминает далеко не все известные н а м места.

Опаньки — приехали! Высказывания в узком кругу… нам… Президента освещают?! Хренасе… Мне в затылок повеяло холодком.

— В общем, Сережа, ещё год назад всё это дело стали прятать.

Воображение мое тут же подсказало длинную шеренгу зеков с лопатами, копающих глубокий котлован. Ага! Щас! Станут они копать! Не сороковые годы, тут, где сядешь, там и… гм-м… останешься. Судя по всему, генерал мои мысли понял.

— Нет, никто ничего не вывозил. Всё гораздо проще. Из архивов убрали почти все ссылки о самом факте каких-либо работ в таких местах. И всё…

Угу. Без бумажки — ты букашка, а с бумажкой… дипломат.

— Так ведь есть же какое-то энергопотребление в тех местах! Так ведь можно место интересное определить. Туда уже группу послать.

— Угу… — улыбается Хазин, — Только, чтобы ты не тратил времени на безуспешные поиски, скажу сразу, что все расходы на содержание таких мест, вполне можно списать на элементарные потери из-за несовершенства системы передачи энергии. И во всех остальных случаях тоже комар носа не подточит. Чай, не один человек голову над этим ломал!

— Но ведь какие-то дороги должны быть? Не на руках же туда всё это затаскивали?

— Есть, — снова улыбается генерал, — только и это всё пустышки, Сережа.

Под одежду ко мне пробралась холодная струйка воздуха, и я проснулся. Черт, как ноги-то затекли! Хотя, с другой стороны, проснулся я вовремя. На улице уже рассвело, и пора было делать отсюда ноги. Кто бы ни были недавние стрелки, у них могло хватить соображаловки пройтись по моим следам. Не факт, что они это станут делать, но сбрасывать такую возможность со счетов было бы неправильно. Устраивать на их предполагаемом пути какие-то ловушки, столь любимые киношниками, я не собирался. Были и более важные задачи. Например, поесть. Жрать и далее только кору с деревьев было бы в корне неправильно. Это в летнем лесу еды навалом, а вот в таком, где ещё весна толком и не началась… Если бы не остатки прихваченных ещё при побеге консервов, напоминал бы я сейчас хреново одетого дистрофика.

Побег…

Оглядываясь назад, я вновь и вновь прокручивал в голове это событие.

Радио перестало говорить ещё во вторник. Так что никаких новостей из окружающего мира мы не получали уже два дня. Хотя, откровенно говоря, и то, что уже знали, энтузиазма не вызывало ни у кого.

В мире все резко и однозначно похреновело. В Африке началась очередная буча. Кто там на этот раз заварил кашу, толком и не выяснили. Но, в отличие от прошлых таких случаев, сейчас все здорово аукнулось и соседям. Беспорядки начались и в Европе. Об этом говорилось глухо, но понять кое-что было можно. Во всяком случае, до стрельбы дошло. И итог не везде оказался в пользу правительственных формирований. Первыми, кому надоел этот бордель, оказались немцы. Как было ясно из новостей, они не остановились даже и перед вводом армии в бузящие кварталы. Вломили там крикунам здорово и по-немецки основательно.