В. Бирюк - Не-Русь

«Знание — сила» — кто сказал?! Какой бекон?! А, Френсис. Ну, Бэкон, вот тебе — знания, вот и применяй их… сильно.

Применяю. Фактически — неважно, что Володша мне подарил, неважно, что я в ответ сказал. Важен мой оскорбительный тон и упоминание интимной подробности.

А дальше он всё сделал сам. Как и должно делать мужу доброму.

Андрей сообразил быстро, что накатывает крупный скандал. Но… не успел или не ожидал такого. Всё-таки — не каждый день рюриковича «на весь мир» рогоносцем ославляют. Или — не захотел вмешиваться.

А несколько перебравший князь Муромский Юрий (Живчик), светло улыбаясь, с наивным удивлением спросил:

— А чего? У твоей-то… там и правда крест? Православный? А ты, стал быть, недопахиваешь? Под крестом-то? Ты ж это… елдой будто в храм святой… И как оно там? Окропляется душевно?

Володша мгновение тупо смотрел на спрашивающего. Потом взгляд его переместился на моё, совершенно радостно-любопытное лицо. Он зарычал, завыл и кинулся. Вскочил на ноги, на сидение, на стол, сшибая сапогами посуду, вереща и брызжа слюнями, выдёргивая набегу саблю из ножен, оттолкнувшись резко от стола, прыгнул на меня, подняв клинок…

Я сделал шаг навстречу. Типа: поддержать падающего.

«Падающего — толкни»… О чем вы?! Я же приличный человек! Я же совсем наоборот! Поддержать, помочь, поймать… Поймал. Выдернутыми из-за спины «огрызками». Левым — его поднятый и опускающийся мне на голову клинок. Правым — тело. Точно в рубаху. На выпирающем, из-под застёгнутого только сверху дорогого, шитого тёмно-зелёным травяным узором, кафтана, сытом пузичке.

Левый звякнул, поймав сабельку на рога. И остановился. Правый пошёл хорошо. Мне и двигать его не надо было — Володша сам на него надевался. Только сразу после укола пришлось чуть приподнять, направить остриё вверх и чуть вправо. Судя по его рывку и негромкому аху в конце — мой «огрызок» достал до сердца.

Как быстро-то всё…

Очень гуманно. Как у резника.

Колени у него подогнулись, он стал заваливаться на спину. Тяжеловат, однако. Дерьма кусок. Я не стал упираться, ослабил хват, отпуская и опуская правый, он сполз с моего клинка и рухнул перед моими сапогами навзничь.

Вот что, деточка, запиши ясно, а то кривотолки разные и по сю пору гуляют: тверской князь Володша Василькович всё сделал сам. Сам меня к столу позвал, сам наградил, сам первым клинок достал, сам на меня напал, сам на мои клинки упал. Сдох — тоже сам.

Помнишь, рассказывал я битому волхву Фангу в Рябиновском порубе про невиданного зверя, пришедшего в этот мир, про лысую обезьяну, скачущую на крокодиле, у ног которого бегут князь-волки? Которой страшен не зубами-когтями-хвостами, а умом своим. Что ворог его сам повернётся, сам на сучок берёзовый наденется.

Тут — не на сучок — на «огрызок» мой. Ну, так — не всё сразу, учусь я ещё.

Смотреть на мёртвого врага — увлекательно. Как у него ножка так… элегантно подогнувши лежит, как у него сабелька храбрецово откинувши валяется, как у него глазёнки поганые распахнувши в небеса божие… Но я сразу поднял взгляд на Боголюбского.

Народ вокруг дёрнулся, ахнул и замер. Кто рты пораскрывал, кто с лавок повскакивал. Андрей — не шевельнулся. Смотрел прямо, безотрывно, твёрдо, здраво. Молча.

Первая реплика — моя. А то потом… и сказать не дадут.

— Отдаю себя в суд твой. Князь Андрей Юрьевич.

Вот только тут он мигнул.

Это ж каким надо быть придурком, или отморозком… или хитрецом, чтобы добровольно признать над собой власть одного из самых суровых, «грозных» властителей современности!

Я уже говорил о болезненности и лапидарности здешней юрисдикции. По месту жительства (подданству) я — смоленский. Судить должен князь Роман Благочестник. По месту совершения деяния (военный поход) — совет князей. Княжеский «сходняк» — высший орган. Всего. В том числе — и судебный.

В перечень потенциальных «высших судов» можно даже самого главного на «Святой Руси» приплести — Киевского князя Ростика. Поскольку поход зарубежный — никто из русских «светлых» князей не имеет преимущества своего «феода».

Все понимают, что Андрею на эти тонкости… не очень интересно. Но, признав добровольно его судебную власть над собой, я официально возлагаю на него и полную личную ответственность. Тут не спрячешься за обычную формулу: «князь решил — бояре приговорили». Сам — решил. Сам — и приговорил. С самого — и спрос. Не то, чтобы кому-нибудь из потенциальных «судей» моя судьба сильно интересна, но «право суда», юрисдикция… Не то чтобы так уж существенно, но придётся Боголюбскому всё сделать чистенько, публично, аргументировано, «чтобы комар носу»…

— Взять.

Ш-ш-ш. Так сабля выходит из ножен. Псих. Чарджи. Спасибо. Но…

Торк отскочил со своего места у стола. Ко мне спиной, к столу лицом, со своим столетним клинком в руках.

За столом три сотни «мужей добрых». В разной степени поддатости и вооружённости. Не считая прислуги и охраны. Вот ка-ак сейчас они все на нас…

Ещё хуже: не все и не на нас.

Не то, чтобы в этой толпе вятших и славных есть люди, которые за меня, ублюдка плешивого, в бой против своих же пойдут. Но в общей пьяной свалке… между рязанскими и муромскими, например, взаимные счёты — давние и кровавые… А всех мертвяков — на меня повесят.

«Пол-пи» — яркая перспектива моего ближайшего будущего. Во всей полноте неотвратимо приближающегося «пи».

— Чарджи, будь любезен, убери саблю, возьми мою сброю и иди к людям. Командование на тебе.

Я громко говорю это для Чарджи за моим правым плечом, а смотрю в глаза Андрею. И пижоню: демонстративно, держа двумя пальчиками за оголовья на вытянутых, разведённых в стороны, руках показываю свои свободно висящие «огрызки». И отпускаю их. Клинки падают и втыкаются в землю. Расстёгиваю и сбрасываю с плеч за спину портупею с поясом. Выставляю на показ, миролюбиво улыбаясь, разведённые пустые ладони. «Спокойно, ребята. Я — не враг. Всё под контролем».

Андрей кивает кому-то мне за спину, и меня, без всякого пиетета, этикета, уважения и обхождения сбивают на колени, втыкают головой в землю, выкручивают руки.

Да, блин… в руках у вертухаев… не по-позируешь. Селфи… с таким выражением морды лица и изгибами тела… В такой позе — раком кверху, мордой в грязь — гордость становится гордыней, а собственное достоинство — собственным недостатком. Недостаточность адаптивности. И что делать? — Да как всегда на Руси: расслабиться и получать удовольствие.

«Нас е. ут, а мы крепчаем» — русское народное наблюдение.

«Получать удовольствие»… когда тебе руки из плеч… отдаёт садо-, со вкусом мазо-… О-ох… какой… концентрированный вкус у этой «мазы»!

В попандопулы надо обязательно отбирать склонных к мазохизму. Любишь когда тебя по морде… или по ногам… или в поддых просто так… балдеешь с этого, п… попандопуло? — О-ох… годен. А не любишь — не годен. Потому что без этой любви… да порубят сразу в куски нафиг!