Степан Кулик - Дилижансом, дирижаблем

Хорошо хоть выжил наглый купчишка. Повезло… Обоим. Купчишка отделался легким испугом. А излишне вспыльчивому поручику гвардии было высочайше рекомендовано отдохнуть. В родовом имении. И благодарить отца, который верой и правдой столько лет служит России и своему Императору.

Вообще-то, Александр IV, узнав что обошлось без смертоубийства, да и причину дуэли признав уважительной, к концу разноса значительно успокоился и вполне готов был вынести не слишком строгий вердикт. К тому же, Император слыл весьма суеверным и подсознательно благоволил к тезкам… Но горячая кровь Катакази, унаследованная от соплеменников Гомера, сыграла с молодым князем роковую роль.

Услышав о ссылке, поручик не сдержался и горестно воскликнул:

– В эту дыру?! Надолго?…

И услышал незамедлительный ответ.

– Пока не остынешь…

Вряд ли Государь подразумевал нечто большее, чем сказал. Но история знает немало примеров, когда добродушные шутки повелителей исполнялись ретивыми слугами всерьез. И совсем не шутейно!.. А у фразы: «пока не остынешь» – имеется весьма мрачный подтекст.

Больше трех месяцев миновало с того рокового дня, – а за весь срок ни единого уведомления или письма. Ни от друзей, ни от подруг, ни даже от кредиторов, коих у всякого уважающего себя дворянина и гвардейского офицера имеется не меньше дюжины. Словно молодой князь в самом деле скоропостижно скончался. Только жалование исправно перечислялось казначейством.

Нет, все же зря девку прогнал… Разогнал бы кровь и спал безмятежно. А так – промаялся до самого утра, терзая душу воспоминаниями о службе в столице, о высшем свете и сокрушаясь о загубленной молодости. Ломая голову, пытаясь сообразить: каким образом исправить случившееся? Чем вернуть себе высочайшее расположение и завоевать прощение Императора? Но, ничего путного итак и не придумал.

В общем, та еще ночка выдалась… Даже умывание ледяной, колодезной водой не принесло бодрости. Поэтому, чтобы успокоить нервы и обрести душевное равновесие князь прибег к проверенному годами способу: принялся чистить наган.

Конечно же, личное оружие и без напоминаний содержалось денщиком Сенькой в идеальном порядке, но когда сам разбираешь на части смертоносную машинку, а потом собираешь ее обратно – смысл бытия приобретает другой оттенок. Жизнь, вдруг, начинает радовать самыми незамысловатыми удовольствиями. Вернее, всего лишь тем, что она у тебя еще есть…

Выщелкнул барабан. Отсоединил нагнетающую камеру. Продул воздуховод. Проверил сопротивление пружины, плавно ли ходит спусковой крючок. Потом собрал и неспешно зарядил.

Взведя курок, тем самым поднимая давление в камере до рабочего, князь огляделся и навел револьвер на ворона, чистившего перья на соседней яблоне. Но, мудрая птица, едва лишь человек шевельнул дулом, тут же камнем упала вниз и раскрыла крылья почти у самой земли. Миг, и ворон исчез в глубине сада, словно и не было его здесь. Впрочем, чему удивляться, оказался бы менее расторопным, не жил бы триста лет.

Александр вздохнул, – тратить боеприпас впустую, на расстрел деревьев не позволяла армейская рачительность, – стравил давление в зарядной камере и повернул барабан пустой ячейкой напротив курка. Вообще-то еще не было случая, чтобы «сдутый» револьвер самопроизвольно выстрелил, но лишняя предосторожность никому не помешает. Да и положено…

В это самый момент на него и вылетела мокрая и очумелая Дуняша, размахивая руками и вопя во все горло, словно за ней по пятам гналась стая волков или толпа пьяных мужиков.

– Барин! Скорее! Помогите!.. Без вас не управиться!

– Тихо, оглашенная! Чего орешь?…

Александр встал со стула и сунул наган за пояс.

– Ой! Слава Богу… Вы здесь… – Дуняша тоже увидела барина, и остановилась, прислонившись к дереву. Запыхавшись от быстрого бега, девушка тяжело дышала, от чего пышная грудь колыхалась, надымая исподнюю рубаху. – Насилу отыскала вас. Все имение почитай оббегала.

– Чего случилось-то? – князь шагнул ближе. – И зачем бегать? Денщик знает, что я в сад пошел… Что не спросила?

– Сенька?… Да он первый к речке маханул, как услыхал, что мужики людоеда поймали. Я и спросить ничего не успела…

– Какого еще людоеда? Толком говори, сорока! – прикрикнул на горничную Александр. – А то ничего не понять.

– Так сома ж, ваше сиятельство. Того самого, что Фильку проглотил… Ох, и здоровенный. Как, как… – Дуняша заметила куда смотрит молодой князь и зарделась.

Мокрое льняное полотно по прозрачности могло дать форы любому, самому модному пеньюару. Хоть из газовых нитей.

– Полно-те, Александра Данилыч, аль не нагляделись еще?

Дуняша стыдливо прикрылась, но так как от барина и в самом деле ей было нечего прятать, тут же возбужденно развела руки в стороны на всю ширь.

– Вот такущий… Как ваша железная телега. Только уже и длиннее. Без колес и пониже… Морда – чистый сундук. И усища, усища… Становой пристав обзавидуется. Как он зыркнул на меня своими глазищами, так я и плюхнулась в воду, со страху…

– Себастьян Павлович? – ухмыльнулся князь.

– Чего? – Дуняша сбилась с мысли и растерянно захлопала ресницами. – О чем вы, барин?

– Ты же сама сказала: становой пристав на тебя посмотрел…

– Ой, да ну вас, – прыснула смехом девушка. – Я о соме толкую. Мужики рыбину на мель загнали, колами участок обгородили, а ближе подойти боятся… Говорю ж – здоровущий. Одно слово, людоед! Вот я за вами и побежала. Пойдемте, скорее, Александра Данилыч. Не ровен час, уйдет зверюга…

– Как телега, говоришь?

Князь вынул наган и с сомнением поглядел на него. Шесть пуль трехлинейного калибра могут даже бугая свалить. Но рыба, хоть и божья тварь, а пристрелить ее дело хлопотное. Тем более, такую огромную.

– Ты вот что, Дуняша… Метнись-ка в горницу, да принеси мою шашку. Только не золоченую парадную саблю, а ту, что в посеребренных ножнах. Поняла? Заодно, сама переоденься. Нечего мужиков смущать…

Горничная фыркнула, мотнула головой, как застоялая кобылица, и понеслась к усадьбе, только пятки засверкали. А князь поспешил к Дунаю.

Возле княжьих Вишенок река делала несколько замысловатых колен, из-за чего течение ее становилось привольнее, а поймы иной паводок заливал на пару верст в обе стороны. И Российскую, и Румынскую.

На том берегу хорошей земли не было, – сразу за Дунаем начинались обширные болота. Так что мужики не церемонились – выкашивали все. Только убирать поспевай… Не оставишь подношение, румынские пограничники непременно стог сожгут. А на каждый стог водки не напасешься. Да и самим сгодится. Чай, казенная, а не из ручья… И когда трава поспевала – лодки через Дунай, как на паровой тяге взад-вперед носились, перевозя контрабандное сено.