Евгений Мостовский - Сугубо финский попаданец. Дилогия (СИ)

По плану наскоро слепленным Генеральным штабом и спущенным командованию СЗФ, 7-я армия должна была выполнить довольно замысловатый маневр: 4-е корпуса первого эшелона двигаются широким фронтом на Выбог, стремясь как можно быстрей нащупать новую линию обороны и связать боем ее защитников. Второй эшелон двигаясь за левым флангом первого, поравнявшись с полуостровом Койвисто, двумя корпусами сворачивает на лево и начинает форсирование Выборгского залива по льду, с задачей обойти всю финскую группировку по западному берегу и перерезать дороги Хельсинки — Выборг. Третий корпус второго эшелона пока остается в резерве. Так что 8-я егерская бригада, ветеран боев в Карелии, отступившая на полуостров, почти сутки с недоумением наблюдала дефиле советских войск, совершенно не обращавших внимания на их полевые позиции. Правда потом внимание все-таки обратили, да еще как! Первыми сказали «здрасьте» танкисты 40-й бригады, тоже ветераны, только Перешейка. Почти сто пятьдесят танков с стрелково-пулеметным батальоном на броне, подпираемые сзади стрелковой дивизией, без излишней суеты стоптали приданный дивизион ПТО и раскатали в тонкий блин батальонный узел обороны. Для бригады только что державшей почти трое суток усиленную танками и тяжелой артиллерией дивизию, это было неожиданно. Только бешеный огонь артиллерийского дивизиона и наступившая темнота спасли финнов от полного разгрома. Полковник Суси заклялся еще раз принимать бой не имея перед собой как минимум трех рядов надолбов (лучше сразу вернуться на нары в уютную Хельсинскую тюрьму), отдал команду о спешном отступлении. Бригада споро встала на лыжи и бросив все тяжелое, рванула к заливу. Вторая линия полевых укреплений, не имевших противотанковых препятствий, внимания бывшего ЗеКа, а ныне волей Маршала — вполне достойного командира бригады, не привлекла. Одолев за ночь почти тридцать километров финны отошли к острову Уран-Саари.

На следующий день, 23 марта Георгий Константинович, двигавшийся со штабом 28-го корпуса, наблюдал привычную для Монголии и редчайшую для этой войны картину — вся дорога была усыпана боеприпасами и снаряжением. Во как белофины смазали пятки салом, все что могли побросали! Вечером того же дня 70-я стрелковая дивизия и 40-я танковая бригада наконец-то стояли на оконечности узкого мыса, со всех сторон было море.

Бег с препятствиями был окончен, начиналось самое трудное — форсирование ледяного поля, покрытого торосами — Выборгского залива.

«У Смушкевича стальное сердце, ведь в тазобедренном суставе у него не кости, а творог. Не представляю себе, как он на ногах стоит.» — говорил профессор Фридман, в январе 1940-го. К марту комкор, начальник ВВС РККА и по совместительству командующий авиацией СЗФ, от боли стоять на ногах уже не мог, по этому крупнейшим в истории СССР, а может и мира, воздушным наступлением Яков Смушкевич командовал лежа на диване. Личное руководство авиацией СЗФ он принял 25 февраля 1940 года. Картина на этот момент особого оптимизма не вызывала. По сути ему достались три, организационно слабо связанные группировки — ВВС 7- й и 13-й армий, полки и бригады подчиненные фронту, да еще независимая авиация КБФ, все действовали в меру своего разумения. Самолетов было много, более трех тысяч, а толку чуть, всех волновали только количественные показатели — число боевых вылетов и тоннаж сброшенных бомб, а куда, зачем и с какой целью эти вопросы беспокоили авиационных командиров постольку-поскольку. В противоположность ВВС РККА финны действовали крайне централизовано, по единому плану, намечая цель и добиваясь результатов. Именно по этому их командующий — генерал Линдквист, имея в шесть раз меньше самолетов сумел нанести чувствительные удары в Карелии и Эстонии, да и над Перешейком инициативы не уступал. Еще один момент уравнивал силы — интенсивность полетов. За первые две декады февраля средний налет на самолет составлял едва 0,8 вылета в день, причиной были — не очень хорошая погода и отвратительное наземное обслуживание и снабжение, в первую очередь ГСМ. Если снабжение и обслуживание можно было относительно быстро подтянуть, то с погодой ни чего сделать было нельзя. В своей массе советские летчики не готовы к полетам в сложных метеоусловиях. Вот и получалась странная картина, вроде бы силы огромные, а финны почти безнаказанно бомбят и штурмуют наземные войска, взрывают мосты, разносят вдребезги аэродромы. Во время воздушных боев, пользуясь хорошо налаженной связью могут быстро сосредоточить превосходящие массы истребителей и одерживать убедительные победы. Ко всему прочему начало сказываться техническое отставание: «Ишаки» и «Чайки» не могли на равных драться с «Мирски» и «Хейнкелями», а специализированных пикирующих бомбардировщиков в СССР не было вообще. Ситуация выглядела даже хуже, чем в прошлом году на Халхин-Голе, но и возможностей у Якова Владимировича было неизмеримо больше, все-таки теперь он начальник ВВС РККА. Этим то и воспользовался комкор, начался «большой грабеж». Из всех округов на курьерских самолетах перебрасывали командиров и специалистов, тащили запчасти и средства связи, новейшую технику и вооружение. Лучших ассов страны снова сводили в «Особую группу» на новейших И-16 тип 24 с ПТБ, 57-й скоростной авиаполк КБФ получал новую матчасть — реактивные орудия и временно на прямую подчинялся штабу фронта, 12 отдельная авиаэскадрилья окончательно превратилась в 85 полк ОсНаз и должна была работать с пикирования. К началу «Второго Ворошиловского наступления» в ВВС обеих армий остались только разведывательные, корректировочные и эскадрильи связи, вся остальная авиация была сосредоточена в одних руках. Результат не замедлил сказаться. После четырех массовых воздушных боев истребительная авиация финнов была выдавлена из прифронтовой зоны, впервые удалось добиться трехкратного превосходства по числу самолетов, а «особая группа», атакуя с высоты, реально сбила несколько машин. Вскрытые разведкой пять передовых аэродромов постоянно засыпались бомбами и штурмовались новинкой — И-15 с РС, за линией вражеских окопов на глубину десять километров ни одна сволочь не смела днем выйти, не то что выехать на дороги. Как венец всех этих усилий прошел Единый массированный авиаудар. Сопротивления истребителей противника не было, ни одна зенитка не тявкнула на той стороне, советские самолеты отбомбились в «тепличных» условиях, правда это не уберегло от досадных аварий и катастроф, но тут уж ни чего не поделать, квалификация «среднего летчика» была пока далека от идеала.

Требование Генштаба о срочной глубокой разведке, пришедшее в 17.00 16 марта, полноценно выполнить не удалось, почти все машины только что вернулись с полетов и по новой их подготовить быстро не получилось. Стартовали восемь СБ разных полков, через два часа вернулись только пять, так ни чего путнего не доложив. Ночью поступило сообщение о «массовом отступлении финских войск», Смушкевич почувствовал себя уязвленным, получается это он прохлопал отход. Информация от немногочисленных «ночников» конечно поступала, ее передавали в штаб фронта, но все, в том числе и Яков Владимирович, настолько были увлечены идеей прорыва линии Маннергейма, что все эти «многочисленные огни фар» принимали за подтягивание резервов и колонны снабжения. Теперь стало понятно, все придется делать снова, перебазироваться вперед, проводить разведку, давить ПВО и добиваться господства в воздухе. Нет, ну какие сволочи эти финны!