Николай Грошев - Толеран (СИ)

Победа над американцами далась не легко. Сильный враг, но он был повержен мощью Японского оружия! С огромным трудом, с неимоверной тяжестью, но всё же повержен. Американский зверь пал в Вашингтоне, в их главном городе. Те, кого немецкие войска добивали в Канаде, были просто трусами, бежавшими от последней своей битвы. Настоящая победа была одержана в Вашингтоне, бесстрашными японскими солдатами.

Ямамото лично принимал из рук Эйзенхауэра документы, подтверждавшие безоговорочную капитуляцию США. Эйзенхауэр…, президент этой страны был гораздо смелее своих генералов — он умер в Вашингтоне, сражаясь наравне со своими подданными. Настоящий Император! Ямамото очень уважал его, но не жалел. Президент принял славную достойную мужчины смерть. И потому он так гордился этой победой Японии. Император США был не менее достойным правителем, чем Император Японии.

Как радовались они этой Великой победе! О! Вся Япония праздновала тогда, ещё не зная, чем обернётся эта тяжело давшаяся победа. Тогда никто, даже он, не подозревал, да и не думал о том, что произойдёт совсем скоро. Китай вновь поднимал голову, и Квантунской армии приходилось очень не легко, а союзники прочно завязли в боях по всему миру…, в какой-то момент даже казалось, что Квантунская армия перестанет существовать, а Китай сбросит славные войска Императора в море.

Положение спасли те немногие силы, что смог высвободить Тагава и отправить в Китай. Они помогли продержаться до того мига, когда союзники, наконец, помогли. Они применили новое, страшное и доселе невиданное оружие — летающие диски, с которыми не мог сравниться ни один самолёт. Тогда впервые военные лидеры Японии и Тагава в том числе, задумались о том, что союзник необыкновенно силён. Но начать войну против него они уже не могли. Борьба с Америкой слишком сильно ослабила армию Императора. Оставалось надеяться на честь союзников…, только вот надежды не оправдались.

Удар был стремительным, жёстким и нанесён одновременно по всем точкам мира, где располагалась Императорская армия. Тысячи погибли. Тысячи были взяты в плен. А Япония…, Япония стала клеткой, в которой позволили жить тем, кто не погиб в боях…

Ямамото оказался в плену в дни самых первых хитрых ударов союзника. Он сражался и был уверен, что погибнет в бою, но судьба сыграла с ним злую шутку. Он остался жив, оглушённый взрывом, он попал живым в руки врага. Великий позор, он должен был покончить с собой — должен был! Но сначала ничего не получалось — от него ждали именно таких действий и не позволяли ему спасти своё лицо. А потом он не смог сам.

Он долго пробыл в госпитале и каждый день с ним разговаривали. А потом его увезли сюда и предоставили относительную свободу действий. Появилась возможность спасти лицо, но он не смог. Нет, не страх остановил его. Вовсе нет. Его остановило любопытство. Происходящее было столь таинственно, что Ямамото не сумел победить своего любопытства.

Ему всё объяснили, но он не многое понял. Одно прочно засело в голове и никак не желало открывать своих тайн — он здесь для того, что бы попытаться получить Ограниченное Гражданство. Что это Ямамото не понимал. Товарищи по несчастью ничего объяснить ему не смогли — по-японски тут никто не говорил. Вообще он был единственным японцем во всём лагере. По крайней мере, других он не видел. Вот и ещё одна загадка — в одном бараке жили русские, американцы, китайцы, индийцы и даже один негр…, Мумба, если Ямамото правильно запомнил его имя. Очень пёстрая компания, но каждый из них был солдатом.

Каждый день начинался одинаково — они строились на плацу. Под дулами двух тяжёлых пулемётов установленных на вышках внутреннего периметра…

Самым странным тут был как раз сам этот лагерь. Ямамото немало был наслышан о Лагерях Смерти, во множестве выстроенных союзниками на завоёванных территориях в первые два года войны, но этот лагерь на них совсем не походил. Это скорее была военная база. Только таких баз он ещё не видел. Обычно на них учили воевать тех, кто этого не умел, либо тренировали тех, кто уже умел воевать. Здесь учили тоже, но не слишком усердно. По крайней мере, сейчас. Их будто проверяли на выносливость. Каждый день изнурительные упражнения, марш-броски, учения, полосы препятствий…, на полосах почти всегда кто-то умирал. В них стреляли, отстающих расстреливали без тени жалости. Вместо взрывпакетов на полосе препятствий стояли настоящие мины. Тут был ад, но Ямамото прочувствовал этот ад, он научился любить его…

Он размышлял. Ничто не нарушало его покоя. Он был среди воинов, в месте, построенном для Величайших из них. Немногие уцелеют тут, лишь самые лучшие.

— Ямамото.

— Да? — Он не встал. И не получил за это прикладом по голове, как бывало раньше. Немецкий офицер едва заметно улыбнулся. Задубевшая кожа лица, треснула складками и парой морщин. Сильный и старый воин. Они ненавидели друг друга пару лет назад, а теперь искренне уважали друг друга. Иногда они даже беседовали. На смеси немецко-японского. К сожалению, Ямамото не смог выучить весь язык немцев, он был слишком сложным для него. Как и для Клауса японский. Иногда они не могли обойтись без жестов.

— Как настроение? — Клаус сел на асфальт рядом с ним. Ямамото удивлённо вскинул брови. Днём, да ещё у барака, Клаус никогда не позволял себе таких вольностей.

— Я слушал ветер. — Пожав плечами, ответил Ямамото.

— Он не рассказал тебе? — Совершенно серьезно ответил Клаус. Он научился уважать то, что не мог понять, но чувствовал инстинктивно. Благодаря Ямамото он этому научился.

— О чём должен был рассказать ветер?

— Всё изменилось. — Клаус рассмеялся. — Теперь для тебя всё изменилось.

— Для меня было честью знать тебя Клаус. — Холодно, но, надеясь, что Клаус всё поймет, ответил Ямамото. — Я буду готов, когда придёт время. Позволишь ли ты проститься с ним?

— Ветер никуда не денется. — Клаус хлопнул его по плечу. — Ветер от тебя никуда не денется дружище. Ты ещё поживёшь.

— Я не понимаю.

— Нет больше Ограниченного Гражданства. Для таких как ты, для анклавистов, его больше нет. Либо Поражение в правах, либо Гражданство. Невеликий выбор, да? — Клаус снова чему-то рассмеялся. — На, это твоё.

— Что это? — Клаус протянул ему что-то. Ямамото взял это и теперь удивлённо смотрел на серые корочки с немецким серебряным орлом на них.

— Ты гражданин. Можешь прямо сейчас топать, куда душа ляжет. — Он помолчал и, вздохнув, продолжил. — Теперь ты полноправный гражданин Третьего Рейха. За одним исключением — ты не можешь иметь детей от немок. Ты доказал что в твоих жилах течёт арийская кровь и теперь ты такой же гражданин как и я.

Ямамото молчал. Он теребил в руках твёрдые корочки, открывал их, видел там своё имя и фотографию. Снова смотрел и не мог понять, что ощущает сейчас. Он не желал этого. Не думал и о дне, когда будет свободен. Много лет прошло, очень много. Куда ему идти? Эта база, её жизнь каждый день напоенная смертельной опасностью стала его домом, его жизнью. Великим Испытанием, в конце которого — он в этом не сомневался, его ждёт достойная смерть. И вот, теперь, ему придётся уходить…, только куда? Домой, к семье? Его взгляд упал на рукава куртки. Рукава были завёрнуты до локтя, но он помнил и так, что там на самом краю рукавов — знаки. Руны. Немецкие. Знаки врагов, которые он носил много лет.