Игорь Негатин - Экспедитор

В своих размышлениях Федерико упоминал даже мифических гигантов, о которых писал Платон в своих «Диалогах». Иногда его так заносило, что я начинал нервничать – слишком он был близок к реальному положению дел. Еще немного – и Линарес выдал бы версию о множестве миров. Он был умен, этот Федерико Гарсия Линарес. Жаль, что мы с ним не добрались до Америки. Атланты… Легко быть Атлантом, если не нужно держать на плечах нашу грешную Землю.

Меньше всего я ожидал увидеть этого человека. Кого угодно, даже придурка Себастьяно, но только не этого мужчину. Он вошел в камеру, в которой я дожидался отправки за океан, и остановился у двери. Прищурился, потом поджал губы и покачал головой. Мартин Вильяр. Таможенник. Я валялся в углу на охапке гнилой соломы, стараясь не двигаться, чтобы не вызывать новых приступов боли.

– Однако тебя славно отделали, приятель… – после небольшой паузы произнес он.

– Они знают в этом толк.

– Кто убил Линареса?

– Я не убивал.

– Джил Лангар тоже не мог убить. Он, да упокоит Господь его душу, был слишком мягок для этого.

– Не знаю.

– Странно, но я тебе верю.

– Зачем ты пришел?

– Проститься. Сомневаюсь, что мы еще когда-нибудь увидимся.

– Как это мило… – Я не закончил фразы и зашелся тяжелым, удушающим кашлем.

– Ты знаешь, куда тебя отправят?

– Куда-то в Южную Америку. В Анхело-де-Сорр.

– Клянусь Господом, если бы я мог выбирать между этим местом и смертью на эшафоте, то остановил бы свой выбор на последнем. Гиблое место. Каждая тварь, которая чуть больше домашней кошки, считает своим долгом пустить тебе кровь. На побережье не лучше. Там даже кладбища нет.

– Разве там не умирают?

– Умирают, Серхио! – хмуро кивнул Вильяр. – Умирают, и еще как. Просто прибрежные воды кишат акулами, а зачем копать могилы, когда тело можно бросить в океан и через несколько минут от человека ничего не останется?

– Спасибо, Мартин, утешил! Скажи, как далеко это место от Сантьяго-де-Лиона?

– Хм… – Он вздернул бровь и нахмурился. – Тебе зачем?

– Интересно.

– Сантьяго-де-Лион находится к юго-востоку от мест твоего заключения. Около тысячи миль, если не ошибаюсь, но берегом туда не добраться. Неужели ты думаешь, что удастся бежать?

– Попытаюсь.

Мартин немного помолчал, потом что-то пробурчал себе под нос. Хмыкнул и продолжил:

– Не хочу тебя разочаровывать, Серхио, но тебе вряд ли удастся это сделать.

– Я все же попробую. Лучше жалеть о том, что сделано…

– Серхио, а ты упрямый малый. Жаль, что нам не довелось встретиться раньше.

– Ты пришел ради того, чтобы осыпать меня комплиментами?

– Нет. Хочу знать, по чьей милости я лишился малыша Джила.

– Извини, но этого не скажу. Не знаю.

– Жаль. Очень жаль… Скажи, а тебе не кажется, что в этом замешан наш коррехидор?

– Мартин, ты ведешь опасные речи. Я только что чудом отделался от петли, а ты хочешь меня запихнуть обратно?

– Нас не подслушивают, не бойся.

– Мне уже нечего бояться. Лучше скажи, что там с нашим лагерем?

– Почему это тебя интересует? – Вильяр был искренне удивлен.

– Любопытно.

– Работу свернули, землекопов разогнали, а ученые недоумки вернулись в Базалет. Пьют и волочатся за уличными девками. На большее они не способны. Себастьяно сорит деньгами и льет слезы, что лишился такого хлебного места. Паскуда.

– Тут ты прав.

– Я принес тебе немного хлеба, вина и мяса. Будет неплохо, если ты подкрепишься перед дорогой. – Он положил рядом со мной небольшой узелок.

– Спасибо.

– Здесь еще несколько бинтов и мазь. Пригодится.

Не прошло и недели, как вереницу будущих каторжан, звенящих кандалами, провели по Базалет-де-Энарьо. Из толпы бросали куски хлеба. Иногда прилетали и камни. В порту нас загнали на дальний причал, откуда отправили в трюм ветхого парусника. Как сельдь в бочку. Я был чертовски удивлен, что это корыто не утонуло прямо у причала. Судя по внешнему виду, оно могло быть ровесником старика Ноя. Очень, знаете ли, похоже.

Особенно буйных арестантов закрывали в небольшие закутки, огороженные решетками, а остальных держали в трех отсеках. Не знаю за какие заслуги, но меня тоже затолкали в одну из таких камер и приковали к стене. Импровизированная камера шириной в метр и длиной не больше полутора. Вытянуться во всю длину так и не удалось, но был рад и этой клетушке. Если бы меня здесь не закрыли, я бы не выжил.

Убийцы, разбойники, мятежники и вечные должники. Несколько пленных арабов и даже парочка негров. Я смотрел, как их подгоняют плетьми, и ухмылялся. Не пройдет и ста пятидесяти лет, как эти ребята поменяются местами со своими мучителями, а европейцы взвоют от нашествия беженцев, забывая, что сами и создали этот кошмар. Сомневаюсь, что в этой параллельной реальности будет иначе.

Нравы в этой среде царили весьма жестокие, а изображать крутого парня не хотелось. По двум причинам. Первая – в компании были мужики и покруче. Вторая – если бы решил это сделать, то обязательно нашелся бы какой-нибудь дуболом, который додумается проверить уровень моей крутизны. Может, я и отмахался бы, но здоровья лишился окончательно. Его и так осталось немного.

Путешествие помню плохо. Как понимаете, оно было далеко от красочных океанских круизов, в которых вы, быть может, бывали. Никакого «свежего бриза и безбрежной синевы вод». Протухшая вода, сухари и вонь. Даже моряки этой плавучей тюрьмы, приносящие нам корзины сухарей, брезгливо морщились и старались не задерживаться. Воздух был таким спертым, что, казалось, его можно кромсать ножом.

Драки были делом обычным. Как нас ни проверяли, каторжане умудрялись проносить ножи и заточки. Ничто в мире не меняется. Кто-то пытался брать власть в свои руки, но не проходило и нескольких дней, как его дохлую тушку цепляли крюком за ребра и выволакивали наверх, на палубу, чтобы не плодить заразы. Крысы? Грызуны слишком умны и старались не появляться, чтобы не стать добычей арестантов. Да, их ели. Некоторые не брезговали такой прибавкой к пайку.

Несколько человек сошли с ума. Выли, как волки, пока соседи не разозлились и не забили их насмерть. Кандалами. Утром тела вынесли, и мы смогли выспаться. Следующей ночью вспыхнула массовая драка. Охранники не церемонились. Открыли люк и жахнули залпом по шевелящимся в темноте людям, не разбирая, кто из них прав, а кто виноват. Картечь демократична – она убивает всех подряд, несмотря на заслуги перед обществом.

Сохранность «груза» никого не заботила. Команде было откровенно плевать, сколько человек сдохнет во время рейса. Иногда мне казалось, что это такая медленная казнь. Разве что охранники не били заключенных. Те и сами прекрасно справлялись, грызясь как пауки в банке.