Андрей Васильев - Время рокировок

Когда стемнело, на травке красовалась приличных размеров поленница, которую зевающий Одессит, все-таки соблаговоливший ступить на землю, милостиво одобрил.

– Им бы таки подсохнуть, – не удержался от замечания он. – Нет, отцы-командиры, вы как хотите, а надо делать отдельный склад для топлива моей ласточки.

– Кого? – одновременно спросили Фира и Фрэн.

– Ну, то она для вас, прости господи, «Василек», – язвительно ответил им Одессит. – А для меня – ласточка. Это не имя собственное, это я ее так любовно зову.

– Совсем сбрендил, – печально констатировала Марика. – Вот такая у него любовь. Ладно, давайте уху есть, вроде готова.

Из котла, висящего над костром, и вправду валил аппетитный пар.

– Это разве уха? – Одессит залез ложкой в варево, зачерпнул, аппетитно подул на нее и отправил в рот. – Ну да, перец есть, и соли в меру, но вот где картошечка? И еще туда стопочку водки надо было влить.

– Пошел вон! – не выдержала Марика, которая нынче была за повара. Она вообще не терпела, когда ее кто-то критиковал, особенно в тех областях, которые ей удавались. – Кто-то сегодня несет вахту на пустой желудок!

– Чего-чего? – перепугался горе-дегустатор. – Что вы такая нервная, милая дама? Хладнокровней! Я же сказал: божественно, перца и соли в меру, такое мало кому удается сделать, всякий раз или переперчат, или недосолят. А вы соблюли пропорции! А что до картошечки и водки – так они все только портят.

– В последний раз ты ел уху, которую варила Фрау, – заметила Настя, протирая свою ложку краем майки. – Я непременно ей передам твои слова, уверена, что она их оценит по достоинству.

– Вот до чего вы, женщины, мстительны и нетерпимы к чужим ошибкам, – патетично изрек Одессит. – Ну оговорился человек, бывает. Нет же!

Надо нам на «Василек» несколько тарелок определить, из тех, что мы в бункере взяли. Не скажу, что зазорно по кругу из котла черпать, но это хорошо с кашами, а супы удобнее все-таки каждому из своей тарелки есть.

Очень скоро ложки застучали по дну, а осетр превратился в кучку хрящей забавной формы.

– Вот интересно, а они на самом деле такими вкусными были? – спросила Фрэн, глядя в костер. – В смысле, осетры. Ну, на той, старой Земле ?

– Не знаю, – пожал плечами я. – Там я их не едал ни разу, это было слишком дорогое для меня удовольствие. Марика, ты их пробовала?

Марика в той жизни была дочкой ну очень богатого человека, так что если кто и пробовал осетрину, так это она.

– Я белугу как-то ела, – ответила она, подбрасывая в костер хворост. – Она тоже из осетровых. Меня отец с собой на прием в посольство Семи Халифатов взял, вот там ее и подавали. В Халифатах, по слухам, оставалась единственная ферма, где их выращивали, в смысле, этих рыб, но они стоили столько, что даже мой папка не стал бы ради кулинарной забавы платить такие деньги. Тогда эту белугу на составные части разобрали минуты за две, одна голова осталась. Ну и я ухватила кусочек.

– И чего, похожа на местную? – с интересом спросила Фрэн. – По вкусу?

– Не помню, – немного растерянно сказала Марика. – Серьезно. Вкус – это же не лицо человека и не цифры, он забывается. Помню, что было вкусно, а так, как сейчас, или как-то по-другому, – не помню.

– Да какая разница, – сытым голосом сказал Ювелир. – Так, не так… Вкусно? Сытно? И хорошо, и ладно. Главное-то это.

– На самом деле мне ту Землю жалко. – Милена заметила наши гримасы, говорящие: «Опять она за свое», – и нахмурилась. – Да не проповедь я завела, я о другом. Просто представьте – там же когда-то было так, как здесь! Леса с деревьями, реки, в которых можно было купаться и в которых водилась рыба. Не просто рыба, а та, которую можно было есть! И все ведь профукали! Сами люди – вот это все!

– Человек – такая сволочь, что у него это просто, – подтвердил Одессит. – Ладно, я на ласточку пошел, буду ее стеречь. Ох, чую, не будет мне больше в этой жизни покоя, переселюсь я на причал из Сватбурга. Мне же не уснуть теперь, понимаешь, все будет казаться, что ее вот-вот вражина угонит!

И он, сняв ботинки и закатав штаны, пошел в сторону реки. И еще прихватил длинную палку, он настоял на том, чтобы ему ее вырубили. Он ей в будущем собирался дно промерять в случаях, вроде сегодняшнего. Чтобы на мель не сесть.

– Вот так с ума и сходят, – со знанием дела заявила Фира. – Точно вам говорю.

– А я ему завидую, – неожиданно сказал Павлик. – Серьезно. У человека появилось дело, настоящее.

Мы с Голдом переглянулись – было приятно убедиться в своей правоте.

– У людей, – громко сообщил я. – У него и у тебя. С завтрашнего дня ты официально становишься его помощником. Перенимай опыт, учись рулить… Или как там это называется? Управлять? Ну, не важно. В общем, ты с завтрашнего дня запасной рулевой, штурман и так далее. И на совесть учись, смотри у меня!

– Ура! – абсолютно искренне заорал Павлик. – Ура-ура! Я теперь тоже буду морским волком!

– Скорее речным, – подметила Марика и попросила его: – Только ты замашки Одесситовы не впитывай, хорошо? Ты славный мальчик, не уподобляйся этому…

– Я все слышу, – донеслось до нас с реки. – И память у меня хорошая. Хотя я со всем сказанным согласен. Павлуша, не тяни, иди сразу к дяде Жоре, поговорим о твоих обязанностях.

– Нет уж, – после этих слов я сразу заподозрил, что дядя Жора умудрился каким-то образом купить в Новом Вавилоне бутылочку с чем-то спиртосодержащим, и сейчас ему нужен собутыльник, а не собеседник. – Хотел дежурить – дежурь. Все, отбой по подразделению, кроме караульного. Ранго, твоя вахта первая, через три часа разбудишь Стакса, за ним, последним, дежурит Джебе.

В принципе я бы мог и сам подежурить – я днем хорошо придавил ухом, но не командирское это дело. Особенно если подчиненных хватает. А я вон полежу спокойно раз в кои-то веки, на бугорке, точнее, под ним, на звезды посмотрю. Очень они тут красивые.

Лагерь затих, только потрескивали дрова в костре, похрапывал Ювелир да что-то тихонько напевал себе под нос Ранго.

А вскоре, неожиданно для себя самого, уснул и я, оставив нереализованными надежды на созерцание небесных светил и размышления о вечном. Видно, требовал этого организм. Да и Настя, как обычно, пристроившаяся рядом, уж очень уютно сопела.

Вот только нельзя сказать, что мне удалось долго поспать. Меня разбудили, судя по небу, которое только-только начало светлеть, часов через пять, причем совершенно бестактно тыкая в плечо.

– Ти-хо! – приложил палец к губам Павлик и огляделся. – Тихо!

– Что? – и не подумал возмущаться я – лицо у него было встревоженное.

– В лесу. – Он указал в сторону березняка, где мы недавно махали топорами и пилами. – Там люди.

– Ты их видел? – подобрался я.

– Я их слышу, – потыкал пальцем в свое ухо Павлик. – Еле-еле, на грани звука. Они очень тихо переговариваются, я почти ничего не могу разобрать. И еще иногда что-то там брякает, наверное, оружие. Или амуниция. Днем я бы их вообще не услышал, просто сейчас ночь, звуки дальше разносятся.