Ингмар Миваки - Тот, кто не спит

– Титан молниеносно блокирует коррозию в местах повреждения поверхности, – рассуждала она вслух. – А какой практический смысл могло бы нести в этом сплаве золото?

– Золото не только прочное, оно и термостойкое. Первое, что пришло в голову, – космическая промышленность.

– Из уст сотрудника Центра космических исследований звучит особенно обнадеживающе, – заметила Симона. Ей вдруг захотелось рассказать Алексу о других дисках и вообще обо всем. Захотелось сбросить, наконец, с себя весь груз тревог, но, зная одержимость доктора Старкина, она не спешила. Алекс был способен завестись не на шутку.

Между тем что-то прочуявший Алекс уже сверлил ее взглядом из-под бликующих на свету стекол очков, придававших его взгляду нечто демоническое. Он все еще стоял у стола, упершись в него руками, точно на допросе.

– Где дисочек взяла, скажешь? – стал напирать он.

Симона уверенно взяла со стола бутылку, плеснула в бокал коньяк и быстро выпила. Затем прикрыла рот тыльной стороной ладони, кротко посмотрела Алексу в глаза и улыбнулась.

– Предмет я получила от мужа, – призналась она совершенно обыденным тоном.

Лицо Алекса отразило сложную гамму чувств – от удивления, смешанного с восхищением, до странной, не свойственной ему нервозности. Сбросив с себя ношу, Симона принявшись за вторую конфету: неспешно очистила ее от золотой обертки и с удовольствием съела, с интересом изучая содержимое лакомства.

Алекс плюхнулся в вертящееся кресло и, сделав на нем полный оборот вокруг собственной оси, снова предстал перед Симоной. Выражение его лица неожиданно изменилось, став спокойным и трогательно участливым.

– Сим, я так давно нигде не был, – вдруг разоткровенничался он, сменив тему.

Настал черед Симоны растеряться. Конечно, излишнюю откровенность, как и этот красноватый оттенок лица Алекса можно было бы списать на выпитый коньяк, но Симона была знакома с Алексом много лет и хорошо знала его. Даже в юности, во время студенческих пирушек Алекс всегда держал себя в руках, не откровенничал и не имел привычки краснеть. К тому же красным стало не только его лицо, но и вся обстановка в комнате, и Симона не могла взять в толк, что происходит.

– Эта адская работа морально давит и прессует меня, – продолжил исповедь Алекс. Он скорчил страдальческую гримасу и покачал головой. – Я работаю как вол, без выходных и отпуска. Ты знаешь, когда я в последний раз видел своих друзей?

Симона вопросительно подняла брови.

– Я даже не помню когда! Я не видел их вечность! Общался с интернетом и мобильным телефоном. Дома, в самолете, в гостиничных номерах. Всегда один. – Замолчав, Алекс обиженно отвернулся в сторону.

– Но ведь это не так, ты ведь не один, – тихо возразила Симона. – И работу свою любишь. И связь с друзьями не прервалась. Что не так, док?

Дожевав вторую конфету, Симона скатала обертку в шарик и бросила его в коробку.

– Я совершенно один, – медленно повторил Алекс. – Я настолько погрузился в работу, что забыл обо всех, а когда вспомнил, то обнаружил, что вокруг никого нет.

– Вокруг много разных людей, и каждый из них – целый мир, – заметила Симона. – Даже если рядом всего один человек, уже здорово.

– Знаю, – вздохнул Алекс. Он сидел, подперев рукой щеку, и глаза его выражали безмерную тоску.

– Что мешало тебе найти друзей, встретиться с ними? – спросила Симона.

– Ответственность, что же еще? Я отвечаю за все: от важнейшего в мире экспериментального проекта до исполнения желаний своей жены и оплаты образования детей. Но семья страшно далека от меня.

– Я так живу уже три года, – заметила Симона. – С тех пор как муж исчез. А ведь все было так безмятежно, – усмехнулась она. – Незадолго до своего исчезновения он вернулся с работы. Представь себе, я так и не узнала, где он работает с тех пор, как был сокращен из Центра. Каждый раз, когда я его спрашивала, он отвечал уклончиво, и тогда я просто плюнула и перестала задавать ему вопросы. – Симона прерывисто вздохнула тогда, а доктор Старкин смущенно опустил глаза. – Я приготовила ужин, – продолжала вспоминать Симона. – Мы сели за стол и, как обычно, стали делиться впечатлениями дня. Помню, будто это было только вчера. Все до деталей помню: скатерть, голубые тарелки с золотой вязью по краям, освещение, запах специй, во что он был одет и о чем рассказывал, словом, абсолютно все.

– О чем же он рассказывал? – тихо спросил Алекс.

– Он рассказывал мне о коже. Я не знала, где именно он работает, но своих занятий он не скрывал.

Алекс понимающе кивнул.

– О человеческой коже, – пояснила Симона. – Каждый слой несет свою функцию.

Симона мечтательно посмотрела в бокал, а когда подняла взгляд на Алекса, то заметила, что тот чем-то встревожен. Опередив ее вопрос, Старкин сказал:

– Конечно, если сравнивать с тем, что произошло с тобой, мне грех жаловаться. Прости, Сим. – Немного помявшись, Алекс все же решился: – Мне очень жаль, что тебя сократили, Сим, – вздохнул он. – Это было несправедливо. Ты была талантливым ученым.

– Да брось, – махнула рукой Симона. – Во-первых, сократили не одну меня, а всех женщин, что в некоторой степени может являться утешением, а во-вторых, это было так давно, что и вспоминать об этом нечего. Но вот что странно, Алекс. Почему одновременно со мной из соседнего отдела сократили моего мужа? Только его одного?

Неожиданно смутившись, Алекс опустил глаза и уставился в стол.

– Впрочем, не стоит заводить старую шарманку, – сказала Симона. – Что было, то было. Я готова выслушать тебя. Можешь довериться мне.

– Моя семья, – сразу же начал Алекс. – Ты даже не говори мне о ней. Избалованная жена и дети, которым от меня нужны только деньги. В этом и заключается весь мой авторитет и вся моя нужность. Вчера ночью, когда все уже видели десятый сон, я лежал и думал о своей жизни. Мне не спалось. И вот, – доверительно понизив голос почти до шепота, сказал Алекс, – я увидел, как возле дальней стены появилось несколько пар глаз. Никакой техникой, как ты могла заметить, – добавил он, обведя рукой кабинет, – я не пользуюсь ни здесь, ни дома. Я даже электронной книгой подтерся.

– Неужели?

Алекс усмехнулся.

– Глаза о чем-то просили меня. Гипнотизировали. Вот так смотрели! – пояснил он, вытаращив глаза для убедительности. – Мужские, женские. Глаза незнакомых взрослых людей. Я готов был поклясться в тот момент, что они принадлежат людям, живущим как на другой стороне земного шара, так и в другом времени или даже измерении. Иногда мне казалось, что глаза нарисованные, словно ожившие иллюстрации из книжки. Потом я стал засыпать и увидел на своей ноге клеймо с номером. Я бежал из какой-то зоны. На КПП я выдрал из ноги клеймо вместе с мясом.