Ингмар Миваки - Тот, кто не спит

Я не сошел с ума и не погиб благодаря тебе. И теперь мне нужна твоя помощь.

Реальный и виртуальный мир плотно взаимодействуют. Неправильное истолкование символов, в особенности молодыми и неопытными умами, уже не только в первой, но и во второй – виртуальной – системе может стать фатальным. Ты понимаешь, милая, что я не мог оставаться на месте, зная о том, что происходит, и видя, что в моих силах оказать реальную помощь людям, пока еще не слишком поздно? В искажениях виноваты не те, кто вошел в сеть, чтобы выйти на связь с нашим миром, а та часть людей, что переворачивает все лучшее, переданное нам когда-то из мира, столь же зависящего от нас, как и мы от него, с ног на голову в своих корыстных интересах. От безысходности и разочарования кто-то пытается уйти от несовершенства, медитировать, сидя на горе в бездействии, выключая органы чувств. Я выбрал иной путь, приняв решение отправиться к ним, принеся себя в жертву. Я шел не в монастырь, а к ним. И отдал им свою любовь и милосердие. Взамен я взял у них то, что должен был взять. Это поможет скоррелировать максимально возможное количество людей друг с другом. В первую очередь друг с другом, а затем уже с другими мирами, коих не счесть числа.

Заняв твое место, я снял с тебя груз. И желал только одного: чтобы ты была в безопасности. Теперь я жду тебя, моя помощница. Мы будем вместе независимо от расстояний и времени. Людям в скором времени предстоит совершить жесткий переход, и они имеют право узнать наконец историю человечества. Так мы разорвем порочный круг. Посмотри на молодежь. Им жить после нас. Так должно быть!»

Симона перевернула лист, но прочитать вторую часть письма не успела, так как заметила, как приближается один из соглядатаев. С колотящимся в горле сердцем она спряталась за деревом и призвала на помощь Алекса.

– Ни о чем не волнуйся, Сим. Доверься мне. Я останусь здесь и продолжу работу, а ты делай свое дело. Из любви к мужу. Странно, – пробормотал Алекс, – не могу найти свой ключ. Без него мне можно материализоваться в земное тело только при участии Люки.

– Люка, ты полный идиот! – взревела Симона, заблокировавшись от Алекса. – Тебя не сочли вором и отпустили только потому, что доктор Старкин шантажировал их сканами памяти людей, а вовсе не из-за твоей ко всем любви и милосердия!

Больше Симона в их старый с Люкой дом не вернулась. Письмо же, написанное Странником, нашло своего адресата в лице службы безопасности корпорации, денно и нощно стерегущей жену зрячего и свободного.

Брат Антоний сидел за своим деревянным столом-подоконником и смотрел на покрытый инеем полиэтилен на розовых кустах за окном. На столе перед ним лежала тетрадь, в которой он аккуратно фиксировал хронику всех удивительных событий, произошедших с ним с того самого дня, как он вышел навстречу прибывшему в монастырь Люке. Прочтя должным образом молитву, он принялся записывать:

«Нога брата Люки пока не пришла в норму. Он по-прежнему хромает, но мужественно переносит боль. Устроился проводником на опасных горных маршрутах. Заработанное раздает нуждающимся. С тех пор как брат Люка узрел свет Фаворский, он поселился в пещере за водопадом. В пору нашей первой встречи в нашем монастырском саду цвели розы. Во второй раз мы свиделись, когда в Таферат пришли холода. Брат сказал, что нашел точку пересечения и вознесся. Из дальних пещер он вернулся с удивительным прибором, позволяющим видеть мир глазами Человека-Творца, и подарил сей прибор людям».

Брат Антоний оторвался от записей и, мечтательно улыбнувшись, посмотрел в окно на плывущие по небу облака, после чего погрыз ручку и продолжил запись:

«После ухода из монастыря брат Люка потерял сон, и в течение сорока ночей не сомкнул глаз. Когда я нашел его в пещере, он, к великой моей радости, оказался в хорошей физической форме.

– Невозможно играть в навороченную компьютерную игру на допотопном компьютере, – сказал он мне, когда мы расположились на каменном полу пещеры. – Система автоматизирована, а те, кто остается за пределами восприятия большего количества людей, не могут явить себя миру без последствий, – сказал он. – Испорченная программа диктует, чтобы мир перенаселялся, а люди сталкивались в замкнутом пространстве и грызлись насмерть, оставаясь при этом рабами и заложниками созданной ими же самими тюрьмы. Невидящими и подчиненными низменным страстям остается большинство. Влияние больной системы не просто велико. Она дышит вместо нас, питаясь нашими детьми. Ни днем, ни ночью люди не принадлежат самим себе.

И брат Люка пришел, чтобы рассказать об этом людям и показать им другой мир».

Брат Антоний поставил аккуратную точку, перечитал запись и задумчиво посмотрел на торчавший из Святого Писания конверт с оригиналом письма Люки жене. Оторвавшись от ведения дневника, он снова перечитал письмо и решил сделать с него копию. Когда он переписывал последний абзац, то уловил боковым зрением какое-то движение в келье. Брат Антоний аккуратно отложил ручку и оглянулся.

Прямо перед ним покачивались в странном танце жрецы с головами животных. Тела танцоров были покрыты непонятными символами и знаками. Брат Антоний пересчитал их, и тогда двенадцать танцоров исчезли. Тринадцатый же – с кошачьей головой – остался стоять посреди кельи. Брат Антоний перекрестился и потер глаза костяшками указательных пальцев. Открыв глаза, он увидел раскрывшего ему объятия брата Люку – сияющего от радости встречи.

– Я делал записи в дневнике. Писал о тебе, – сказал брат Антоний, припав к груди друга. – Потом вдруг это странное видение.

– Ты видел льва, орла, тельца, – заметил брат Люка.

– Еще был кот, – пожал плечами брат Антоний с видом совершенно наивным и развел руками.

– У нас, видишь ли, симметричный зоопарк, брат Антоний, – сказал брат Люка, печально посмотрев на друга. – Среди зверей есть MAU. Тот, что с кошачьей головой. Он зрячий и свободный.

– Как ты очутился здесь? – искренне удивился брат Антоний, ни на мгновение не усомнившись в присутствии брата Люки в келье.

– Мое желание видеть друга и наставника совпало с твоим и позволило мне без труда очутиться здесь. Прости, если напугал тебя, брат Антоний. Я видел, что ты один и занят письмом.

Глаза брата Антония выражали вопрос, и брат Люка объяснил:

– Я не избавился от органов чувств в этом уединенном месте, отнюдь. Ты пишешь о том, мой друг, что я отправился в уединение, чтобы познать Единого. Я мог бы завязать глаза, заткнуть уши, не открывать рта и дышать определенным образом, но что это даст? Что я могу увидеть спустя время, даже после длительных экспериментов над собой? Пречистую Деву? Откуда образ? Из раннего детства, в котором я видел прекрасную скульптуру? Или это была икона, сотворенная на заре христианства, или что-то еще – значительно более раннее. Кто сотворил скульптуру, икону, символы на скалах? Кто творит через нас? Мои глаза видели слишком много. На сетчатке их непрерывно плавают, то растягиваясь, то сжимаясь, мельчайшие детали всего, увиденного за день, за год, за жизнь. Все! Как под микроскопом, брат Антоний. За сетчаткой еще 11 врат. Людям было бы легче добраться до света за последней дверью, если бы они не попадали на каждом шагу в силки, расставленные владеющими информацией и людским сознанием.