Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной

Потому что я старался как можно больше ласково целовать ее лицо, груди, тело, ласкать его руками, и обязательно шептать ласковые глупости. Она отвечала мне не менее приятными и будоражащими тело ласками, поэтому и наше взаимное проникновение имело целью только лишь вывести нас на пик наслаждение – достижения обоими оргазма.

И мы всегда лежали после этого на спинах рядом, закуривали одну сигарету на двоих и пускали дым. Именно что пускали – ни она, ни я не курили, а вот, как дети, сделали курение частью любовного ритуала.

А потом Жанна обязательно угощала меня обедом. Она хорошо готовила, и все время старалась приготовить для меня что-нибудь очень вкусненькое – то есть побаловать меня. Она подкладывала мне в тарелку, сидела рядом, и мы болтали обо всем на свете. Причем – на равных!

И мы никогда не пили спиртного.

Она была бы прекрасной женой. Потому что была скромной, сдержанной, и ко мне, сопляку, ухитрялась относиться уважительно. И если бы не разница в возраста в десять лет и ни иное мое предназначение…

Это я так думал, когда шел от нее домой…

В общем, я любил бывать у Жанны, и не только из-за плотских утех.

Весна совершенно не подействовала на Рукавишникову. Она по-прежнему игнорировала меня, проходила мимо, не здороваясь и задирая нос, которым не забывала принюхиваться. Так что я старался по понедельникам с ней не встречаться.

Хотя сказать, что она вовсе уж не изменилась – не могу.

Дело в том, что мы перешли в этом году на «летнюю форму одежды» не после 9-го мая, а в самом конце апреля. Так вот, ежегодный весенний спектакль «а-ля Рукавишникова» возле входа в школу на этот раз почему-то не состоялся – Варвара пришла в этом году в школьной форме. Правда, на ней был праздничный белый фартук, а не черный, будничный, и вместо кос с бантами она не удержалась и сделала себе прическу.

Правда, без знаменитой огромной заколки.

Ну, а на остальных весна подействовала, как всегда.

Мы теперь реже ходили в кино. Вечерами мы предпочитали гулять по Бродвею. В начале апреля – еще одетые в пальто и плащи, ближе к маю – в рубашках и костюмах.

Правда, вечерами было еще прохладно. И все-таки природа брала свое – везде с наступлением сумерек видны были обнявшиеся парочки, то здесь, то там слышались шепотки и приглушенный смех, а то и томные вздохи.

На открывшейся в парке в конце апреля танцплощадке теперь гремела музыка и слышалось шарканье подошв по деревянному полу площадки…

И везде влюбленные, влюбленные, влюбленные… Взрослые, юнцы, а также шныряющие вокруг них допоздна подростки.

Весна, весна!

Говоря об апреле, нельзя не рассказать, как во второй половине месяца Миута подбил меня на совершение глупости. Правда, в результате меня стали называть в нашем классе, да и кое-где в параллельных, по имени-отчеству, но…

Дело было так.

Ранним утром мы с Миутом шли в школу. И вот когда мы шли, перепрыгивая через лужи, по центральной аллее парка, Миута мне и говорит:

– Чо-то скучно как-то, Толя! Уроки эти, домашние задания… Нелька забодала – води ее на Бродвей каждый вечер… И новых девок что-то еще нет, не приехали – рано… Ну давай, придумай что-нибудь! Ну, чтобы класс поднять! Пошуметь, блин! Ну надоело все, Толька, понимаешь?

Я не долго думал. Мне ведь, дураку, было известно, что «в той жизни» придумал мой предшественник – я помнил это. И поэтому сказал:

– Са-мо-уп-равление! Помнишь комсомольскую конференцию?

Миут схватывал все на лету, и когда мы минут через пять-семь вошли в класс, он прямо с порога завопил:

– Парни! Девы наши! Есть идея! Нам нужно перейти на самоуправление! Давай, Толя, рассказывай!

Я ввел всех в курс дела. Мы отказываемся от классного руководителя и переходим на самоуправление. То есть выбираем администрацию класса, сообщаем об этом директору школы – и вперед, к славным свершениям!

И я напомнил об опыте, который нам озвучили на районной комсомольской конференции в начале года. На той самой, где во время спектакля выяснилось, что все проблемы должен решить «Пе-лю-тя-ааа!» (Пелютин из соседнего класса).

Посмеялись. И не долго думая, решили – переходим на самоуправление.

Меня выбрали руководителем, и мы с Миутом пошли к Сергею Сергеевичу. Мы сообщили ему о решении класса и напомнили, что на комсомольской конференции рекомендовали использовать формы передового опыта в воспитательной работе школ.

Директор переубедить нас не смог. Наша классная Зинаида рыдала в учительской. По старшим классам шел шум. Миута радовался – скуки как не бывало! А меня принялись именовать по имени-отчеству – сначала в шутку, а потом как-то привыкли, что ли… Кое-кто так и называл меня до окончания школы.

Но это, как оказалось, было единственным моим достижением. Если, конечно, это можно было называть достижением. Мы продержались две недели, а потом стали срываться еженедельные классные часы, не прошли во-время комсомольское собрание и несколько других мероприятий, и решением малого педсовета наше самоуправление аннулировали.

И в школьной стенгазете на меня поместили карикатуру – «Заяц-трепач»: нарисовали в виде зайца, размахивающего руками.

Мне было стыдно, Миута ликовал, подлец, а Жанна, когда мы с ней встретились в воскресенье и я рассказал ей все это, долго хохотала.

Эта история, конечно, получила известность в школах района.

Мне даже звонили несколько раз по телефону. Причем один раз – с предложением встретиться и познакомиться.

Дело было так.

После обеда раздался звонок, я как раз тренировался, поэтому взял трубку сразу и запыхавшимся голосом сказал:

– Алло! Слушаю!

– Это Анатолий? – услышал я низкий женский голос.

– Анатолий, Анатолий… – Мне очень не хотелось выходить из ритма движений.

– Меня зовут Яна. Я из Новосибирска, приехала в Боговещенку к тете. Мне хотелось бы встретиться и познакомиться с вами…

Не было у меня желания с ней встречаться, но всегда было чувство обязательности перед женщиной. И я согласился.

Договорились встретиться вечером возле памятника, на площади.

Было начало месяца, вечерами прохладно, и я надел пальто. А когда увидел ее – понял, что зря согласился на встречу.

Девчонка была ничего себе, но какая-то вульгарная, что ли! Глаза обведены черным, туши на ресницах – килограмм, и вдобавок при разговоре она все время закатывала глаза.

И говорить с ней было мне не о чем. Таких девчонок нужно вести в помещение, и пытаться осуществить «тесный контакт близкого рода»… Очень близкого, теснейшего, так сказать!

Но дело не только в том, что вести ее было некуда, но главное – мне это было совсем ненужно. Я представил себе секс с этой девчонкой, вспомнил утонченную чистюлю Жанну, и…