Александр Плетнёв - Эпохи холст заиндевелый - мазком багровой кисти…

И может быть в отдельности каждый "длинноносый" господин ничем особо примечателен не был (по крайней мере, таковым старался казаться), но в совокупности….

Полковник Бруннеман, находящийся в Александровске телеграфировал, что в Екатерининскую гавань заходил норвежский пароход "Фритьоф", якобы на поиск экспедиции Цинглера. Едва "Фритьоф" ушёл, предварительно пополнив запасы, прибыл другой "норвежец" — барк "Харальд". С той же целью — спасение пропавшей экспедиции. А так же полярные исследования. Но, как писал Бруннеман:

"Имея доверительную беседу с капитаном барка "Харальд" Кьелдсеном, с коим водил знакомство, выведал, что на борту "норвежца" присутствуют англичане, оплатившие фрахт судна. За время стоянки "Харальда" наниматели-англичане неоднократно сходили на берег, исподволь вели среди портовых и городских расспросы о "Скуратове" (куда оный отправился?) и большом корабле-ледоколе.

Однако к экспедиции готовятся основательно, нанимая проводников из поморов и самоедов, закупая ездовых собак, продукты и остальное снаряжение".

Жандармский ротмистр регулярно подавал губернатору записки, считая нужным держать местное начальство в курсе, хоть и не находился у того в подчинении.

А при личной встрече посетовал:

— Вполне недурственный ложный след уже был пущен — про "Землю Санникова". Моими же стараниями разошлась ещё парочка противоречащих слухов, для ещё большей запутанности. Зло в том, что утечка идёт из самого Санкт-Петербурга. И с этим мы ничего поделать не можем.

На девятые сутки после отбытия вернулся "Скуратов". В этот раз его приход незамеченным не остался.

Помимо зевак были и официальные встречающие, но оказалось, что адмирал даже не собирался сходить на берег — перешёл на административный пароход "Мурман", который стоял на рейде, заведомо разводя пары.

Ступивший на пристань Престин сделал как можно более озабоченное лицо, отмахнулся от газетчиков и любопытных, поспешил к портовому начальству.

А от мичмана и в прошлый раз ничего не добились — оставалось только ждать, когда отпустят в увал матросов.

Уже помянутый выше заштатный корреспондент губернских новостей в нетерпении отирался у причала, выглядывая своего новообретённого знакомца с парохода "Лейтенант Скуратов" — трюмного Кондрата.

Купленный у матроса лист из иностранного журнала (уж больно нелепа там была русская орфография) был воспринят всеми кому ни показывал, лишь как чья-то замысловатая шутка. Хоть добротность печати и озадачивала.

Аркаша маялся и уже откровенно жалел потраченный целковый, как неожиданно удалось всучить бережно хранимую бумаженцию коллеге — норвежскому корреспонденту из газеты "Aftenposten". Аж за целый червонец! И теперь беспечно улыбался:

"Не получилось удивить редактора, так хоть провернул маленький удачный гешефт"!

Знал бы он, сколько английских фунтов содрал норвежец с подвернувшегося со своим чрезмерным интересом британца, покусал бы локотки от досады, тем более что англичашка-то пару раз попадался на глаза.

Не ведал Аркаша, что сей господин с Альбиона со своим подручным продолжал крутиться поблизости, устроив бесхитростную слежку за "перспективным объектом".

В свою очередь, за всем этим, осторожно держа профессиональную дистанцию, наблюдал жандармский ротмистр. И легко узнал в этих двух скользких типах тех самых подозрительных иностранцев, что прибыли на поезде из столицы.

Завидев Кондрата, искатель журналистских сенсаций замахал ему руками как старому знакомому. Кинулся выспрашивать на предмет "не узнал, не вида #769;л ли он чего интересного, не привёз ли ещё чего любопытного? А он, Аркадий, вполне готов выкупить, если что…, за копейку справедливую".

Матрос поначалу даже обрадовался:

— Ты мне, мил человек, не отдашь взад ту папиру заморскую? Деньгу верну….

— Да пошто она тебе уж…?

— То мой грех. Позарился на картинку лепую. Верни, а?

— Нету ея у меня, продал коллеге-журналисту норвежскому, — неожиданно честно признался Аркашка, увидев, как откровенно расстроился матрос.

— Эх, ты, душа твоя газетная, крикливая…! — Кондрат резко развернулся, однако направился не в кабак, а к домам управления, отмахиваясь, уже не оборачиваясь, — коль нет, так и сказ с тобой держать не буду.

— Да что не так-то, Кондратий? — Не отлипал, слегка удивлённый корреспондент.

— А то, что дело то государственное, секретное!

Путь их лежал мимо припортовых амбаров и товарных складов, вдоль узкоколейки.

Матрос сурово молчал, размашисто шагая, не слушая едва поспевающего за ним газетчика. А Аркашка, пытаясь обратить на себя внимание, уже чуть ли не кричал:

— Да с чего ты взял? Какой-то обрывок брехливый….

Впереди нарисовался господин, который неожиданным скользящим движением загородил движение переговаривающейся парочке:

— Милейший, — обратился он с лёгким акцентом, глядя прямо на матроса, — это есть ваш интерес?

И запустил руку во внутренний карман сюртука, показав ровно настолько, чтобы понять — это то, что надо.

— Продашь? — С угрюмой надеждой спросил матрос.

— О! Не здесь! Не хотеть торчать среди…, - замялся незнакомец, подбирая, коверкая слова. И указал выше в гору, где тянулся ряд домов казённой архитектуры, — отойдём в сторону.

И опять каким-то неуловимым движением оттеснил Аркашу, да так, что тот понял — ему не светит. И более — неким лисьим чутьём вдруг сообразил, что надо держаться подальше от этого опасного человека, краем глаза замечая, что пусто вокруг, без людей. Даром, что на часах уже время завечернее.

Что-то видимо сообразил и Кондрат, отпрянув, углядев и второго чужака, заходящего сбоку.

Ойкнул, оседая корреспондент после короткого профессионального "хука".

— Ах, вы бисовы души! — Проревел матрос, широко замахиваясь для удара, пропуская прямой в челюсть, однако устояв на ногах и даже влепив в ответку. И со стоном валясь после удара рукояткой револьвера по голове.

Два британца (один подхватил бесчувственного матроса и поволок его за амбар, второй сплёвывал кровь, пошатываясь, брёл вслед), тихо переругивались на английском, решая….

Решая, тащить ли здоровенного русского кочегара в дом и там уже в подвале допрашивать или привести его в чувство здесь — в глухих складских закоулках.

Их спор прервал свисток полицейского и окрик подоспевшего жандармского ротмистра.

А чуть позже на стол губернатору Архангельска лёг злополучный лист, вырванный необъяснимым феноменом из своего времени и вполне заурядным трюмным Кондратом из глянцевого журнала.

— Объяснение будет? — Испытывающе глядел ротмистр.

— Нет, — не менее коротко упёрся Бюнтинг.