Евгений Красницкий - Отрок. Женское оружие

Арина с радостью поговорила бы с ним про Андрея еще. Надо же – этот паренек тоже видит в нем то, что и она? Но тут к ним подлетела встревоженная Плава.

– Рада! – повариха выглядела взъерошенной и встревоженной не на шутку. Арина и не подозревала, что та может так беспокоиться. – А мне холопки сказали, что тут снова с тобой беда…

– Да ничего страшного, мам! – поспешил ответить Дударик. – Тетка Арина ее уже успокоила, почти как Юлька!

Плава всплеснула руками и строго взглянула на дочь:

– Зачем же ты одна пошла так далеко?

– Она не одна, она со мной, – вздохнул Дударик, – но их много было, отроков-то, вот она и испугалась. Но они же не нарочно.

– Да понятно, что не нарочно, – вздохнула Плава. – А кабы опять с ней худо стало? Помнишь, что Юлия говорила? И ее в крепости сейчас нет, как назло…

– Ну не случилось же ничего! Я ж тебе говорю – тетка Арина вон помогла не хуже Юльки. И наставник Андрей отроков увел…

Плава коротко зыркнула в Аринину сторону и насупилась:

– Немой? Сколько раз тебе говорить – не лезь ты к старшим!

– Мам, не сердись на Любимку, он не хотел… – тихо подала голос и Рада, а Арина уж было подумала, что она и говорить не умеет.

– Ладно! Пошли домой, – скомандовала детям повариха и неожиданно повернулась к собравшейся уходить прочь Арине. – Арина, не договорили мы с тобой прошлый раз… Время есть?

– Да не особо. Занятия с девками сейчас начнутся, тороплюсь я, – извиняясь, улыбнулась Арина.

– Ладно, – кивнула повариха. – Вечером поговорим.

После ужина она и в самом деле зазвала Арину к себе на кухню, предложила сесть, вздохнула и сказала, хмуро глядя в окно:

– Спасибо тебе за дочку. Рассказали мне, как дело было. Понятно, мальчишки ее напугать не хотели, им и в голову бы не пришло, но ей и того хватило. Пуганая она у меня, не знаю, что и делать. От моего Простыни, сама знаешь, толку никакого – ни защиты, ни помощи…

Арина молча слушала, понимала – не на Простыню повариха собиралась жаловаться. И действительно, Плава завела речь совсем о другом:

– Не знаю, слышала ты или нет, но не ратнинские мы – из Куньева городища. Была такая весь.

– Была? – со значением переспросила Арина.

– Да, еще зимой – была. Сейчас, поди, одно пепелище и осталось. А жителей всех в Ратное пригнали – холопами… кто жив остался.

От этих слов по кухне словно дымом потянуло с того пожарища, что Арина в Дубравном оставила. А тут целая весь… Значит, Лисовины и так вот могут? Только и смогла спросить одними губами:

– За что вас так?

– Нас – ни за что… за то, что были соседями Славомиру, отцу Татьяны. Ну так по-хорошему, конечно, не Лисовины это начали. Ты же Татьяну в Ратном видела, да? – Арина молча кивнула. – Когда Лавр ее увозом замуж взял, Славомир до небес взвился, хотя и по обычаю это, и выкуп ему привозили, все честь честью. А его заело, вишь, так очумел, что дочь проклял и покойницей считать велел.

– Как это – покойницей? Как так можно-то – свое же дитя?

– А вот так. За то, что замуж в христианское село пошла и сама окрестилась. Вражда меж их родами давно была. Сколько лет уж прошло, а он так и не простил. Говорят, напал в лесу на лисовиновский обоз, вот и потерял все. И сам погиб, и всех мужей, что с ним ушли, там же положил. Они-то сгинули, а ответили за все мы – Корней сотню поднял и Кунье городище разорил. Воины! – зло усмехнулась Плава. – Они воюют, а бабам расхлебывать. Вот и за Славомирову месть сколько народу расплачивается – почитай, одни бабы и детишки. Всех в полон взяли.

– А стариков куда дели? – медленно спросила Арина, похолодев в ожидании ответа. Впрочем, хоть тут самого страшного не услышала.

– А не осталось у нас стариков – моровое поветрие всех подчистую вымело. Остались только мужи постарше, которые со Славомиром не пошли – вот они и выжили. Всех в Ратное привели – холопами. Вот так вот: жили – хозяевами себе были, а сейчас та же Загляда боярыней стала, а ее подружки закадычные – холопки на соседнем подворье.

– Загляда? Кто это?

– Ой, да Татьяна – она же крестилась, как вышла замуж за Лавра, за сына Корнеева. Ее снохи – жены… – Плава запнулась, – вдовы ее братьев боярыней ее величают, ластятся к ней – сотник их семью, весь Славомиров род к себе на подворье взял, родней объявил, а их прежние соседи теперь у них же в холопах. Вот так вот, Арина: один старый пень ума лишился, а у скольких семей жизнь поломалась. И у меня – тоже.

– Но вы же сейчас вроде вольные?

– Сейчас – да. Только не все. У меня ведь две дочки было, две… всего полгода назад…

Ох, и сильна была повариха духом! Лицом не дрогнула, словно окаменела, а у Арины комок в горле застрял: чувствовала, что услышит сейчас про страшную беду. И ещё поняла – как бы не впервые Плава об этом сейчас вслух заговорила. От ее рассказа выть хотелось, а она продолжала все так же внешне спокойно, словно рассказывала о чем-то обыденном:

– Старшая в меня была. И повадкой тоже. Хозяин полез к ней под юбку… по праву своему. Не стерпела – в рожу ему вцепилась, жаль, глаз совсем не выцарапала… А по закону, знаешь же, наверное, как с холопами, поднявшими руку на хозяина, поступают? Вот и с ней… И нас смотреть заставили, как Бурей ее кнутом забил да в прорубь скинул. Она у меня красивая была, не хуже вон тебя…

А Рада с тех пор никак от ужаса не отойдет, от мужей и отроков шарахается, боится всех, а пуще того – щелчков кнута не переносит, совсем тогда ей плохо становится. Хорошо еще, мы здесь живем, а не Ратном… Да еще лекарка здешняя, Иулия, помогла. Вначале Рада даже на улицу боялась выходить, но Иулия ее из страха как-то потихоньку вытягивает. Ее сейчас здесь нет, кабы не ты, уж и не знаю, что делать бы тогда, хоть в обратно в село вези… Молода у нас лекарка, совсем еще девчонка, но непроста – некоторые отроки ее больше, чем наставников боятся. Сам Михайла с нее глаз не сводит…

– А как же вы вольными-то стали? – тихонько спросила Арина. О казненной дочери, поняла, лучше сейчас не заговаривать.

– Как освободились? – Плава невесело усмехнулась. – Михайла и помог, выкупил нас, как узнал, что случилось. Да не просто так, а оружный приехал, чуть не пришиб того гнуса. И Корней Агеич поддержал его. На них я зла не держу – Корней по закону рассудил, не мог он иначе. А потом Роська… видела отрока? – Плава улыбнулась уже по-доброму. – Хороший он парнишка, только уж больно в Христа уверовал… истово. Он Михайлу и упросил нас освободить, потому как сам из холопов. Его самого Михайла как раз из холопов выкупил, окрестил, а уж Роська – нас, вроде как в память о своем освобождении, в благодарность своему Христу. Потом нас сюда определили, в крепость. Жаловаться вроде и не на что – боярыня не обижает, да вот Рада моя… Спасибо тебе еще раз за дочку! – и поклонилась низко.