Евгений Красницкий - Отрок. Женское оружие

– Как по приказу?

Дударик удивленно уставился на нее, словно с запозданием осознал смысл «переведенной» фразы.

– Ой! Правильно сказала! Надо же, тоже понимаешь! – и тут же разулыбался. – Вот даже сейчас поняла лучше меня. Он будто думает: «Вот сейчас надо засмеяться», – и смеется, а самому, может, и не смешно. Сам себе приказывает! Вот!

– А кто лучше всех тебя понимает? Ну, кроме Андрея…

– Лучше всех – Прошка. Так он и скотину, и зверей понимает, а те тоже говорить не могут, – и тут же смутился, поняв, что ляпнул. – Я не про то, ты не подумай…

Арина кивнула – поняла, что не хотел мальчишка Андрея обидеть.

В тот раз они с Дудариком хорошо поговорили. И сестренок ее помянули: Дударик сказал, что Андрей его просил за девчонками при случае присмотреть, он и Арине это пообещал. Она бы и про Андрея хотела еще расспросить, но пора было сигнал давать на ужин. Дударик спохватился, когда услышал, что дежурный отрок у казармы кричит, его зовет, и убежал. Но прежде пообещал ее научить их язык понимать. Тоже тайком от прочих.

Вот так, почти незаметно, и подошла суббота, когда у всех женщин крепости был банный день. В прочие дни, кроме воскресенья, две бани, расположенные в дальнем конце острова на берегу Пивени, топились для мужей и отроков – их в Михайловом городке насчитывалось не в пример больше, и приходилось строго соблюдать очередность. О строительстве дополнительных бань уже подумывали – больше трех заходов не сделаешь, всем известно, что четвертый пар – для банника, вот и теснились. Хорошо хоть плотники поставили себе еще одну в посаде, а то бы совсем беда. Сейчас же в одной бане мылись холопки, в другой – вольные: девки из девичьего десятка, сама Анна и Плава, а теперь еще и Арина с девчонками и Ульяна. Пока что больше вольных женщин в крепости не было, но вскорости ожидался приезд семей наставников. Правда, надеялись, что на усадьбах в посаде постепенно и свои бани поставят.

Еще накануне Арина, узнавшая про банный день, стала готовить смеси, потребные для мытья волос и для прочего ухода за собой, без которого не обходится ни одна разумная баба, желающая сберечь свою красоту как можно дольше. Хотя замоченная зола всегда исправно стояла в постоянно топящихся банях, женщины редко ограничивались этим – имелись и дополнительные способы, хотя бы тот же корень мыльнянки или горицвета – их Ульяна нашла на берегу Пивени и припасла как раз для такого случая.

Анна живо заинтересовалась их приготовлениями и предложила сравнить составы с теми, которые они с девками готовили для себя. Оно и понятно: в каждой веси свои секреты и излюбленные средства. Основа, как водится, одна, но и различия нашлись. Так, к удивлению Арины, в Ратном совершенно не использовали в подобных снадобьях мед и конопляное масло, ограничиваясь только огурцами и молоком со сметаной, зато вовсю применяли отвары ромашки и мелко рубленную петрушку, и ноги парили не с клевером, а с подорожником. А вот что отвар той же петрушки добавляет волосам блеска, а для густоты волос можно применять репейник и липовый цвет с медом, то ли не знали, то ли просто не привыкли использовать. Словом, было о чем поговорить и чем заняться, приготавливая и так, и этак различные настои и смеси в горшочках – увлеклись все не на шутку и не опоздали на ужин только потому, что и так занимались этим на кухне. Плава хоть и ворчала для вида на суету и толкотню, но и сама вспомнила кое-что из того, чем пользовались в ее родной веси. Так что к субботе все результаты их бурной деятельности, в горшочках и мисках, явно превосходящих своим числом обычный набор, с утра были отнесены холопками в баню, где и ждали своего часа. Первыми в два захода мылись девки; взрослые бабы и Аринины девчонки должны были идти третьим, последним паром.

Когда Анна, Арина, Ульяна, Плава с Радой и Стешка с Фенькой неспешно подходили к бане – девки должны были уже заканчивать свое мытье, – от реки до них донесся отчаянный то ли вопль, то ли рев, переходящий в обычный многоголосый девичий визг. Анна с Ариной забеспокоились и ускорили шаг, Ульяна испуганно перекрестилась – нянька до жути боялась банника, удушившего, как говорили, когда-то накануне свадьбы ее младшую сестру. Плава тоже посуровела лицом и подобралась, хотя креститься не спешила: обращенная в христианство почти насильно, она не особенно полагалась в таких вопросах на святое крещение. Девчонки, наслышанные про банников, испуганно вцепились в Аринину юбку.

– А вдруг там правда ОН? – пискнула Стешка.

– Да что вы, ополоумели? – рассердилась Анна, а Арина осуждающе покачала головой:

– Да какой банник? И время еще раннее, и бани всегда протоплены стоят, да и веник с хлебушком ему оставляют тут каждый день – я спрашивала. Ульяна, не пугай детей-то!

И тут из-за угла ближайшей бани – той самой, в которой они должны были мыться, вылетел мохнатый черный комок, пронесся у них под ногами и помчался в сторону жилой части крепости.

– Ворон! – ахнула Анна. – Да когда же Роська…

Договорить она не успела. Следом за щенком из-за того же угла вылетел, размахивая руками, его хозяин, всклокоченный и красный, с выпученными глазами, и с разбега влепился в Анну. От неожиданности она с трудом сохранила равновесие, ухватившись за плечи совершенно ошалевшего отрока: тот хоть и остановился, но продолжал таращить глаза и беззвучно открывать и закрывать рот, в смятении оглядываясь по сторонам.

– Роська!!! – хором воскликнули все четыре женщины, а Анна еще и встряхнула мальчишку за плечи. Стешка и Фенька, разом забывшие все свои страхи, захихикали.

Всегда серьезный и основательный отрок сейчас был явно не в себе. Благодаря своему ревностному стремлению к соблюдению христианских заповедей Роська снискал себе прозвище «святоша». Обычно он носил на своей физиономии немного постное выражение, должное, видимо, олицетворять христианские добродетели, и прежде всего смирение, но сейчас парню было не до того. И уж конечно, меньше всего ожидали встретить его возле бани в женский день – он и от девичьей-то избы предпочитал держаться подальше, а на посиделках пытался хранить суровую неприступность перед девичьими чарами.

Впечатленный рассказами отца Михаила про «сосуд греха» и дьявольское искушение, всех женщин и девок он именно с этой точки зрения и рассматривал, чем только вызывал у девиц азарт и повышенный интерес к своей персоне. Это пугало его чрезмерно и заставляло еще сильнее сторониться коварных соблазнительниц, создавая тем самым замкнутый круг, так как интерес отвергнутых красавиц от этого только усиливался. Единственная, после боярыни, особа женского пола, которая однажды снискала его одобрение, была Млава, и то по недоразумению. Роська искренне принял ее показное жеманство за скромность и невинность и имел глупость как-то поставить ее в пример прочим девкам, за что и поплатился – толстуха безоговорочно причислила его к числу своих обожателей.