Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства

— Их напугать, там может, и Клоп бы убежал.

— А у воина клинок не видел?

— Нет.

— Я думал, он успеет тебе садануть.

Только затихли, как Клоп продолжил:

— Я ему ору — стой! А он пригнулся на ту сторону лошади и не слышит.

— Так у тебя рубаха на голове была.

— Я сильно орал!

Клоп, кроме того, что огрёбся от обозников, ещё и ногой обо что-то ударился, пока я его почти волоком тащил на Звезданутом. Теперь у нас было два хромых.

Слава богам, что кончилось всё хорошо. За исключением подорванного здоровья Клопа и того, что я во время вольтижировки, потерял наши седельные сумки, но там кроме меча ничего особо ценного не было. Ну и рубаху Клопа, тоже там оставили. На тему невезучей ночи для Клопа, мы с Чустамом уже успели поиздеваться, так как меч в утерянных сумках был тоже его….

Размен вещами с обозниками прошёл в нашу пользу. За наши убытки мы получили лук со стрелами — это как раз та палка, которую притащил корм и непонятная коробка, оказавшаяся колчаном, седло для меня, лошадь для Чустама, седельные сумки, в которых было всё для путника, от нитки с иголками и мыла, до магического огнива и соли. Кружка, ложка, нож, фляжка с настойкой…. Хозяйственный прежний владелец был. Кроме этого получили большое одеяло — это то, что я принял за сумку, и самое приятное, мешок с едой. Но снова не повезло Клопу. Если мы в полной мере насладились хлебушком, салом и колбаской, то ему приходилось, для того чтобы откусить, вытягивать разбитые губы, словно лошади, дабы не прикоснуться ими к пище.

— Да-а, подвело нас зелье…, — когда просмеялись, резюмировал Чустам.

— Не скажи, зато как смело работали, — попытался я найти хоть что-то хорошее. — Так бы струхнули наверно.

— Ну да. Только вот могли и оставить там кого.

Мы замолчали, обдумывая слова корма. Так-то оставить жизнь за тряпки или кусок сала…. Опять же, кто заставляет?

На лошадях, изредка переходя на рысь, мы буквально к обеду были на половине пути домой. И это с учётом того, что мы поплутали по лесу, пару раз выезжая на дорогу, чтобы запутать следы и заехали за вершами. Езда на лошади с седлом и без, отличалась как…, м-м-м…, даже сравнить не знаю с чем, но очень кардинально. В этот раз отбивать мягкое место приходилось Клопу. Ну, не его сегодня день. Впрочем, он не жаловался, только постанывал.

На том же месте где и в прошлый раз, я вновь ощутил присутствие взгляда. Оглядел окрестности. Всё обычное.

— Что, тоже не уютно? — спросил корм.

— Ага. Словно смотрит кто.

— Странное место. Я ту дорогу всё осмотрел. Тут даже спрятаться то толком негде.

— Согласен.

Местность представляла собой довольно редкий берёзовый лес. Спрятаться, если захотеть, можно было, но вести поиски полагаясь только на непонятные ощущения. Да и неизвестно что найдёшь. Клоп видимо тоже хотел поучаствовать в беседе, но Чустам махнул на него рукой:

— Молчи. Опять губы разбередишь.

На всякий случай минут через пятнадцать остановились около кустов и затихли. Убедившись, что за нами никто не едет и не идёт, направились дальше, перейдя на рысь.

— Тава…, — всё-таки решил нас оповестить Клоп.

— Что? — переспросил корм.

Клоп облизнул губы:

— Трава за нами не примята.

Мы развернулись и подъехали к кустам. И вправду, за нами не было следов. А лошади это вам не люди — вес то у них хороший, да и толклись мы тут достаточно долго…. Чустам спешившись, прошёлся назад. Потом вернулся к нам. Через минуту! Стебельки стали выпрямляться.

— Нехорошее место. Едем отсюда, — корм ловко запрыгнул в седло.

Заметили нас издалека. Ларк, чуть ли не кубарем скатился с холма и побежал на встречу.

— Ого! Вы ещё одну лошадь увели? А рубаха где? А с лицом что?

Похоже, у Ларка от переживаний прорезалась почемучкина болезнь. Вечер провели, словно в семье. Мы рассказали, как съездили. Толикам осудил нас за безрассудство:

— А что, камешек в кого кинуть, не догадались перед тем как лезть?

Потом в восемь глаз умилялись, как Ларк первый раз в жизни пробовал колбасу. В мешке была крупа, но её Толикам убрал на будущее. Под конец выпили почти всю настойку из фляги. Почти, потому что наш голубопечатый хозяйственник не дал выпить полностью, оставив на случай дезинфекции загноившихся ран — шамана здесь не было. Ларк, со второй закосел. Опять же посмеялись. Осмотрели новую лошадь. Не арабский скакун, но и не старая кляча. Назвали Серебряная рабыня. Серебряная — потому что седого цвета, ну а рабыня — потому что освободили из-под злого ига корыстолюбивых купцов.

«Один из лучших вечеров в этом мире», — посетила меня мысль, когда засыпал. Кстати, Клопу хоть в чём-то повезло. Поскольку рубахи у него не было, ему досталось одеяло.

Ещё с вечера решили сделать временную передышку с «рейдами». Если честно, то где-то очень глубоко, меня глодала мысль о не правильности воровства. И тут дело не в моральных принципах и воспитании. Слово выжить — глушило мораль, не полностью, но глушило. Ну а рабство меня давно перевоспитало и отнюдь не в лучшую сторону. Терзало другое. Во-первых, с аналитической точки зрения, уверен, что много мы наворовать не сможем — мы же не местные чиновники, которых допустили к кормушке казны. А вот рано или поздно попасть в переплёт — попадём, только уже с другими последствиями, и ладно если просто убьют, а если обратно…. А во-вторых, воровали то ведь мы не у самых богатых людей, а как следствие, могли и довести кого-нибудь и до рабства. Вообще испытав тяготы, по-другому смотришь на некоторые вещи. Нет, правда. Может, конечно, это когда-нибудь сгладится и порастёт быльём, но сейчас….

— Я свободе-е-ен…, — напевая, я двинулся к омуту — искупаться.

— Хромой, — окликнул Чустам, отдыхающий в теньке.

— А?

— Правда, откуда ты? Я много разных языков слышал, а вот тот, на котором ты поёшь — никогда.

— Из Замухрынска, — выдал я свою наработанную теорию.

— Не хочешь, не говори. А как тебя до рабства звали?

— Алексей.

— Красиво. А как в рабство попал?

— Да я потерялся лет в двенадцать в лесу и вышел к работорговцам. По-местному говорить не умел, они меня и прибрали в рабский торб. Потом годик поскитался у людей и к оркам продали. А что?

— Да так. Просто вместе уже сколько, а друг о друге мало знаем.

— Ну, это ты с нами недолго, мы то, уже более-менее.

— Клоп, а тебя как звали?

— Колопот, — смахнув предплечьем пот, Клоп продолжил чистку рыбы.

— А попал как?

— Сам продался.

— Это как?

Я хоть и знал историю Клопа, но остался посмотреть на реакцию Чустама, так как довольно глупое попадание, собственно как и моё. И там и там, воздействовали на слабости. Только в моём случае низменные — желание спариться, а в его — нормальные человеческие.