Александр Логачев - По лезвию катаны

Поводырь снова неторопливо двинулся по дороге, его посох вновь застучал по камням, обозначающим дорожку.

— Гармония, Красота, Почтительность, Чистота и Спокойствие, — сказал слепой монах. — «Тя-но ю» создает атмосферу этих пяти основ душевного равновесия, и людям легко общаться между собой.

Опять на небо наползла туча, но дождь пока не начался. И лучше бы не начинался. Все сегодняшнее утро светило солнце, и оно, по крайней мере, Артему не успело еще надоесть.

— Как я уже говорил, сам я не местный, а родом из страны под названием Русь, — задумчиво проговорил Артем. — У нас тоже большое значение придают душе. Вокруг, в соседних странах, все только и говорили, что о деньгах, о политике, о здоровье тела, а у нас — все больше о душе.

Они дошли до широкой деревянной калитки, над которой был сооружен козырек в виде пагоды. Поводырь взялся за железное кольцо, но открывать дверь не спешил:

— Ты не забыл веер?

— Не забыл. — Артем вытащил из-за пояса складной веер, раздвинул-сдвинул его, чтобы Поводырь услышал знакомый звук. — Он необходим?

— Все зависит от повода, по которому люди встречаются на «тя-но ю», — сказал Поводырь. — Сегодня повод такой: сегодня мы принимаем у себя чужестранного путника, не поклоняющегося синтоистским богам и не верящего в Будду. Одежда подчеркивает этот повод: ты одет в чужестранную одежду с Белым Драконом на спине, мы же в той одежде, что носим здесь каждый день. Но у всех у нас будут одинаковые вееры — это должно подчеркнуть, что у нас, при всей разности, есть много общего.

— Общее найдется и без веера. Например, общий язык. Или вот еще — на моих ногах гэта и на ваших тоже гэта.

— И хорошо. Пусть общего будет еще больше.

Они все еще стояли перед калиткой. «Мы войдем когда-нибудь? — подумал Артем. — Или, по хитрым чайным понятиям, надо сперва хорошенько потомиться?»

— Сейчас мы войдем во двор и пойдем по дорожке, — сообщил Поводырь. — До самого чайного домика мы не станем разговаривать. Мы пойдем неторопливо, ты смотри по сторонам и думай о том, что с каждым шагом мы все больше и больше удаляемся от суетного мира. С этого момента и начинается «тя-но ю».

Поводырь потянул за кольцо, открывая скрипучую калитку. Они вошли во двор. Дом настоятеля находился вдалеке, на противоположной стороне двора. Насколько Артем мог разглядеть, дом был невысоким, простеньким, — по сравнению с домом деревенского феодала, выглядел чуть ли не хибарой. Впрочем, их путь лежал не к дому настоятеля, а к чайному домику, находящемуся в глубине сада.

Они с Поводырем шли мимо мшистых валунов, мимо песчаных, с россыпями гравия, полян, мимо заросшего пруда, мимо высоких лиственниц и пихт, накрывающих своей тенью дорожку и погружающих сад в полумрак, мимо деревянного Будды, вырубленного из распиленного бревна. Дорожка — поросшие травой булыжники — тоже, как и все в саду, навевала мысль о дикой природе, с которой человек может прекрасно жить в ладу, и не обязательно ему ее подчинять и переделывать.

Чайный домик с соломенной крышей, с подпорками из неотесанного дерева, смотрелся в этом саду так же естественно, как смотрится в лесу шалаш из елового лапника. Они не сразу вошли в домик, сперва подошли к чаше с водой — выбитому во вросшем в землю валуне углублению, в которое по деревянному желобу стекала прозрачная горная вода.

— Мы должны омыть руки и рот, — сказал Поводырь, прислоняя посох к валуну.

Надо так надо. Артем намеревался безукоризненно выполнять все тонкости ритуала. Для себя самого — может, пройдя через этот ритуал, удастся чуть получше разобраться в японском образе мыслей.

Они разулись, и Поводырь отодвинул дверь в чайный домик. Вход в него вообще-то больше напоминал лаз. Неужели нельзя было сделать дверь повыше? Поводырь, оставивший за порогом не только обувь, но и свой посох, вполз внутрь на коленях, Артему так вообще пришлось вползать на животе.

— Ты должен задвинуть дверь как последний вошедший, — сказал Поводырь.

Почему нет? Артем задвинул дверь.

— Тебя, наверное, удивило, почему вход такой низкий? — спросил Поводырь, вставая на ноги.

— Не без этого, — Артем тоже поднялся.

— Идущий на «тя-но ю» должен смирять гордыню, оставлять за порогом непокорный нрав и чувство превосходства.

— Понятно. — Артем огляделся.

Уж на что мал был чайный домик, а и тот был разделен внутренними перегородками на три части: комнату ожидания, чайную комнату и подсобное помещение. Об особенностях планировки Артем был уже предупрежден Поводырем — чтобы «брат Ямамото» вдруг не полез бы раньше ритуального времени не в тот отсек.

Сейчас они находились в комнате ожидания, погруженной в полумрак — два окна, выходящие на две стороны дома, были закрыты бамбуковыми шторами. Впрочем, просачивающегося сквозь шторы света хватало, чтобы рассмотреть убранство комнаты ожидания. Хотя осматривать-то, по большому счету, было и нечего. Практически голые стены, лишь на одной стене висит какэмоно [22]с иероглифической надписью, правда, прочесть, что там написано, издали в такой полутьме невозможно. Ну, и в стоящей на полу вазе торчит голая ветка какого-то дерева или куста. Вот и весь интерьер вкупе с дизайном.

— Где же настоятель?

— Настоятель скоро придет. Согласно ритуалу «тя-но ю», он дает тебе время почувствовать потаенный смысл сегодняшней церемонии.

— Потаенный смысл? Есть и такой? — удивился Артем.

— Настоятель — сегодня хозяин «тя-но ю», а ты — его главный гость. Он позвал тебя на беседу. И он чего-то ждет от беседы. Как, наверное, и ты чего-то ждешь от этой беседы, так ведь?

— Ну-у… в общем, да, — согласился Артем.

— Ты, брат Ямамото, можешь догадаться, какие ожидания хозяин «тя-но ю» связывает с предстоящей беседой. Внимательно приглядись к комнате, в ней найдешь ответы. Здесь по правилам «тя-но ю» должен быть оставлен намек. — Поводырь шагнул к стене, дотронулся до нее рукой, так и остался стоять. — Если желаешь, расскажи мне, что ты видишь и как ты это понимаешь.

— Поможешь докопаться до смысла?

— Добраться до смысла ты должен сам. Быть может, я смогу кое-что подсказать.

— Ладно. — Артем снова обвел взглядом комнату. — Так, так… Вряд ли хозяин успел перед моим приходом разобрать чайный домик и сложить его заново, чтобы особой состыковкой бревен намекнуть мне на потаенный смысл чаепития. Значит, в смысле поиска намеков меня могут интересовать лишь три предмета.

Артем подошел к какэмоно, склонился и, чуть ли не касаясь носом материи, прочел сделанную тушью надпись:

— Голос колокола в обители Гион звучит непрочностью всех человеческих деяний…

М-да, подобная фраза мало что может прояснить. Остается надеяться, что в сочетании с чем-то еще смысл проступит, как тайнопись под химическим реактивом.