Мэри Джентл - Том I: Пропавшая рукопись

— На днях состоится сражение, — сказала Аш, — и я узнаю, что стала вдовой. Годфри, какое это имеет значение?

— Это имеет значение, если герцог передаст тебя завтра твоему мужу!

— У Лебрии здесь недостаточно людей, чтобы заставить меня уехать с ними. А герцог Карл… — Аш оттолкнулась обеими руками от края каменной стены и соскочила на широкий проход между стенами. — Ты можешь сегодня испугать меня до потери пульса, но от этого я не буду лучше знать, что решит герцог завтра утром! Итак, какое это имеет значение?

— Имеет!

Изучающе рассматривая его лицо в свете заходящего солнца, Аш подумала, что даже ни разу не посмотрела на него внимательно со времени побега из Базеля, и ее лицо стало виноватым. Теперь она увидела, как он исхудал. В жесткой каштановой бороде по обе стороны рта появились седые волоски.

— Эй, — тихо проговорила она, — ты не забыл, что речь идет обо мне? Расскажи-ка мне все. Годфри, в чем дело?

— Малышка…

Аш накрыла его руку своей:

— Ты такой хороший друг, почему не хочешь сказать мне что-то плохое? — Она посмотрела ему в лицо, и у нее застыла ладонь, положенная на его руку. — Согласна, мои родители были не свободные, я есть собственность кого-то, живущего в Карфагене.

Она криво улыбнулась своим словам, но ответной улыбки не увидела. Годфри Максимиллиан стоял и смотрел на нее так, будто видел впервые.

— Ясно, — у Аш упало сердце, потом застучало быстро и громко. — Для тебя имеет значение. Какого хрена, Годфри! Разве мы не все равны перед Господом?

— Что ты об этом знаешь? — Годфри вдруг закричал, брызгая слюной, его широко раскрытые глаза засверкали. — Аш, ты-то что знаешь? Ты не веришь в нашего Господа! Ты веришь в свой меч, в своего коня, в своих людей, которым платишь жалование, и в своего мужа, который может впихнуть в тебя свой член! Не веришь ты в Господа и в милость Его, да и никогда не верила!

— Что… — Аш потеряла дар речи и только смотрела на него с изумлением.

— Я видел тебя с ним рядом! Он до тебя дотрагивался… ты к нему прикасалась, ты ему позволила до тебя дотронуться… ты хотела…

— А тебе-то что? — Аш вскочила на ноги. — В сущности, это не твое дело! Ты ведь, черт побери, священник, что ты понимаешь?

— Шлюха, — проревел Годфри.

— Девственник!

— Да! — рявкнул он. — Да. А что, у меня был выбор?

Тяжело дыша, вынужденная замолчать, Аш стояла на вымощенном каменными плитами широком проходе лицом к Годфри Максимиллиану. У огромного мужика все лицо перекосило. Он издал какой-то звук, и Аш в смятении следила, как из его глаз хлынули слезы: Годфри плакал с трудом, как плачут мужчины, выворачивая душу из самой глубины. Она потянулась к нему и дотронулась до его мокрой щеки.

Почти шепотом он монотонно заговорил:

— Я все бросил ради тебя. Я за тобой протопал через половину христианского мира. Я полюбил тебя с первого взгляда. Внутренним взглядом я и сейчас вижу тебя, какой ты тогда была — в одежде послушницы, с бритой головой. Маленький беловолосый ребенок, весь в шрамах.

— Ой, ну что за дерьмо, да я ведь люблю тебя, Годфри. И ты это знаешь. — Аш схватила его сразу за обе руки и крепко держала их. — Ты мой самый старый друг. Мы с тобой каждый день вместе. Я полагаюсь на тебя. Ты знаешь ведь, что я тебя люблю.

Она держала его изо всех сил, как держала бы тонущего, сильно, до боли вцепившись в него, как будто чем прочнее держишь, тем больше шансов спасти человека от его страданий. У нее побелели пальцы. Она ласково трясла его руку, стараясь заглянуть ему в глаза.

Годфри Максимиллиан высвободился и схватил ее руки в свои:

— Не выношу, когда вижу тебя с ним. — Его голос сорвался. — Не могу смотреть на тебя и знать, что ты замужем, что ты единая плоть с ЭТИМ…

Аш подергала руки — не освободить, сильные пальцы Годфри держат крепко.

— Я могу пережить твои периодические случки, — сказал он. — Ты исповедуешься, ты получаешь отпущение грехов, все это ерунда. Да и не так это часто бывает. Но брачное ложе… и ты на него так смотришь…

Аш вздрогнула — он сделал ей больно.

— Но Фернандо…

— Пошел он на хрен, твой Фернандо дель Гиз! — проревел Годфри.

Аш в молчании уставилась на него.

— Я тебя люблю не так, как положено священнику, — Годфри не спускал с нее горящих мокрых глаз. — Я давал обеты до того, как встретил тебя. Я бы с радостью отказался от рукоположения, если бы мог. Если бы мне можно было снять сан безбрачия, я снял бы.

У Аш от страха упало сердце. Она повертела кистями рук и высвободила их:

— До чего я дура.

— Я люблю тебя, как мужчина. Ох, Аш.

— Годфри, — она замялась, не уверенная, против чего ей надо протестовать, только чувствуя, как весь мир рушится вокруг нее. — Боже мой! Ведь ты для меня не просто какой-то священник, которого можно уволить и нанять другого. Ты со мной с самого начала — даже дольше, чем Роберт. Клянусь всеми святыми, не то время ты выбрал для исповеди.

— Да мне не до Божьей милости! Я как вспомню, что желаю ему смерти, так каждый день читаю мессу. — Годфри начал нервно крутить в пальцах свой веревочный пояс.

— Годфри! Ты мне и друг, и брат, и отец… Ты ведь знаешь, я не… — Аш умолкла в поисках нужного слова.

— Не хочешь меня, — у Годфри исказилось лицо.

— Нет! Я хочу сказать… я не хочу… я не желаю… о, что за дерьмо! Годфри! — Она потянулась к нему, а он развернулся кругом и помчался большими шагами к лестнице. Она заорала вслед ему: — Годфри! Годфри!

Он двигался очень быстро, быстрее, чем она, крупный мужчина, кинувшийся опрометью, почти бегом вниз по ступеням каменной лестницы, спускавшейся по внутренней городской стене. Аш остановилась и смотрела вниз, как широкоплечий священник расталкивает встречных на вымощенной камнями улице: женщин с корзинами, вооруженных мужчин, собак, вертящихся под ногами, детей, играющих в мяч.

— Годфри…

Она заметила, что Рочестер и Хью были действительно невдалеке от подножия лестницы. Малорослый валлиец держал в руках кружку с чем-то, и она видела, как Томас Рочестер вручил мальчику-подавальщику мелкую монету в уплату за пиво и хлеб.

— Ну что за дерьмо. Ох, Годфри…

Размышляя, не побежать ли за ним, не попробовать ли отыскать его в толпе, Аш вдруг увидела у подножия стены прямо под собой золотую голову.

У нее замерло сердце. Рочестер поднял голову, увидел ее, сказал что-то человеку и указал рукой направление, но по ступенькам начал подниматься вовсе не мужчина, а его сестра — Флора дель Гиз.

Аш выругалась и с бьющимся сердцем вернулась на бойницу.

На синем, еще дневном небе низко над западным горизонтом прорезался белый призрак полумесяца. Внизу, под Аш, на въездном мосту в Дижон заскрипела повозка: Аш перегнулась через стену, чтобы посмотреть на нее. Повозка гнулась под тяжелыми поникшими снопами золотых колосьев, и Аш подумала о водяных мельницах в дальнем конце города, об урожае и о том, как пойдет жизнь зимой в стране, расположенной менее чем в сорока милях отсюда.