Лайон де Камп - Стрелы Геркулеса

Наконец, юноша, не обращая внимания на сердитые взгляды и ворчанье людей, которым пришлось потесниться, втиснулся на освобожденное место.

— Зопирион, это Инвит из Карии. Он занимается выкупом пленников. С ним мы избороздили почти все внутреннее море. Инвит, познакомься, это Зопирион, сын Мегабаза, конструктор из Тарента.

— Будь в добром здравии! — приветствовал его Инвит, приземистый, с широким как бочонок торсом и огромной массивной головой, крючковатым носом и коротко подстриженной черной колючей бородой. Несмотря на полное отсутствие красоты, он держался дружелюбно.

— Твоя работа, наверное, невероятно интересна!

Зопирион пожал плечами.

— Это моя жизнь. Твое дело меня восхищает не меньше. Какая причина привела тебя на этот путь?

Инвит широко улыбнулся, показав недостаток зубов.

— Наихудшая из возможных: я сам был рабом.

— Как?

— Именно так. Я не забочусь о сокрытии этого факта. Не люблю ни малейшей неискренности. В Карии, где я жил, однажды зимой случился страшный голод, и родители продали меня в рабство. Пусть тебя это не пугает. Будучи рабом я остался жив, а моя семья умерла с голоду. Только таким образом они смогли обеспечить меня раз в день приличной едой. Нужда — жестокий учитель.

— Но тогда как тебе удалось завести свое дело?

— За последующие несколько лет мне довелось сменить трех хозяев. Один из них был еще ничего, но два других просто нечестивые ублюдки, расхитители гробниц. Особенно выделялся последний, афинянин.

— А в чем это выражалось?

— У него был на редкость гнусный характер. Когда он чуточку выпивал, то вымещал злобу на своих рабах. Мне повезло, я отделался парой выбитых зубов. В припадке бешенства одному несчастному он выколол глаза. Но в последствии именно по причине его отвратительного нрава мне удалось получить свободу.

— Как так?

— Избив одного из нас просто до кровавого месива, он почувствовал себя настолько виноватым, что некоторое время обращался с нами по-человечески. Ему было тяжело видеть на каждом из нас свои отметины. Думаю, в нем проснулось сознание. Он позволил мне работать на другого хозяина, за это я отдавал ему половину заработка. За несколько лет мне удалось выкупить себя.

— Как раз в это время родственник моего последнего хозяина попросил меня съездить в Сиракузы и выкупить его сына. Тот во время поражения афинских войск был взят в плен, и теперь работал в каменоломнях. Я выполнил его поручение. Потом меня попросили еще раз, а за этой просьбой последовали новые. Мне довелось много путешествовать, я хорошо говорю на разных языках. Путешествия не пугают меня. К настоящему времени я избороздил почти все Внутреннее море, помогая людям выкупать родственников, захваченных в плен на войне или пиратами, либо украденных еще детьми и проданных в рабство. Если с тобой вдруг случится такое несчастье, знай, во Внутреннем море вряд ли найдется человек, который лучше меня сможет тебе пригодиться.

— А достаточно ли благодарны твои заказчики?

— В ряде случаев, да. Но ты был бы удивлен, узнав, сколько людей пытается увильнуть от выплаты последней суммы. Но я не жалуюсь. Еще будучи босоногим мальчишкой, я мечтал о путешествиях и, клянусь богами, я получил что хотел! Я видел много необычного. Кроме того, я бываю дома настолько редко, что мои близкие всегда радуются, когда я с ними.

— А где ты живешь?

— В Сиракузах. Понимаешь ли, в других городах у меня тоже есть — м-м-м — где остановиться, но жена и дети живут в столице Дионисия.

— А какое из твоих приключений было самым удивительным?

— Надо подумать. Наверное, когда я отправился выкупать пленника у одной своры пиратов, а меня захватила другая.

— Клянусь Зевсом Олимпийским, расскажи мне!

— Меня наняла богатая семья из Коринфа для выкупа Хремета, их кормильца, попавшего в руки сицилийских пиратов по пути на Кипр. Во главе пиратов был нумидиец Замар, его логово находилось в Келендрисе. Я отплыл из Коринфа. В моем поясе был зашит увесистый мешочек с тетрадрахмами. Капитан корабля — финикиец Садид из Солои на Кипре возвращался в родную гавань. Самое неприятное в моей профессии — это невозможность купить место на обычном торговом корабле до пункта назначения, в котором располагается логово пиратов. Потому что любой капитан, находящийся в своем уме, обходит подобные места за десять лиг. Поэтому последний отрезок пути приходится пересекать на крошечном челне или рыбацком судне с полоумным капитаном: ни один нормальный человек не возьмется за подобное дело. Несмотря на то, что большинство пиратов не обращают внимания на такие посудины, тем не менее, приходится иметь дело со странными и непредсказуемыми людьми.

— Мне кажется, все люди странные и непредсказуемые, — заметил Зопирион. — Но прошу вас, продолжайте.

— Итак, Садид намеревался пересечь Памфилийское море и зайти на Кипр. Но южным ветром нас снесло далеко за мыс Анемуриона, и мы потеряли его из виду. К нам стремительно приближалась шестидесятивесельная галера. Но капитан Садид не собирался сдаваться без боя. У него был крепкий корабль, усиленный дельфином. Ты знаешь, что это?

— Ты говоришь о крепком свинцовом бревне, привязанном к верхушке мачты?

— О нем самом.

— Когда галера подошла поближе, Садид дал команду раскачать бревно, и когда оно оказалось над палубой пиратского корабля, веревку перерезали. Дельфин полетел вниз. Но увы! В этот момент корабли волной отнесло друг от друга, и дельфин, вместо того, чтобы пробить дыру в днище галеры, упал в море между кораблями.

И тогда началась битва. Толпа визжащих как гарпии пиратов толпой ринулась к нам на палубу. Когда капитан Садид погиб в схватке, оставшиеся в живых матросы тут же сдались на милость победителей. Я не виню их: у пиратов было преимущество четыре против одного. Но, сдавшись, они ничего не выиграли. Пираты перерезали всех до одного, чтобы преподать урок морякам не сопротивляться честным морским разбойникам. Мне никогда не забыть картины: их головы с грохотом катающиеся по палубе, от борта к борту, в такт покачиванию судна.

Связав пассажиров, они перевели нас на свою галеру, изнасиловали женщин, всех обыскали, убили парочку особо сопротивляющихся, ограбили судно, подожгли его и были таковы. Естественно, что мой мешок с деньгами они отобрали. Тем не менее, мне удалось оторвать полосу от запасной рубашки и сделать из нее повязку на руку, спрятав в ней пригоршню серебра. Пока шла битва, я испачкал ее кровью. Несмотря на то, что обыскивали пираты очень тщательно, поднимали рубашку и проверяли, не спрятал ли я чего под ней, им даже в голову не пришло снять повязку.

Во главе банды стоял финикиец Ерубаал. Когда мы прибыли в его родной порт Нагидос, он расквартировал нас в деревне. Я протестовал против захвата и конфискации денег, предназначенных для выкупа. Свой протест я аргументировал тем, что люди, занимающиеся выкупом, должны быть неприкосновенны, как жрецы и врачи. Подобные действия могут привести к исчезновению подобного источника доходов, и от этого потеряют все. Но Ерубаал оказался матерым, грубым расхитителем гробниц. Рассмеявшись мне в лицо, он с силой хлопнул ладонью и сказал: «Одна рыба в сети лучше десяти в море», а также предложил мне попридержать язык, если есть желание его сохранить.