Лайон де Камп - Стрелы Геркулеса

Как только посетители разошлись, Зопирион и Ахирам покинули свое укрытие. Зопирион почувствовал запоздалый приступ жалости к птичке, которой перерезали горло, так как богоподобный Пифагор запретил приносить кровавые жертвы и причинять вред животным без явной на то необходимости. Но тарентиец успокоился, вспомнив о другой птичке. Возможно, она выжила после своего феерического полета.

— Великолепно, просто великолепно! — воскликнула Сафанбаал, потряхивая чашей, в которую посетители положили свои подношения. Раздался звон монет. — Думаю, мы могли бы стать партнерами. Мы бы таких дел натворили, мои дорогие ученики!

— Ни в коем случае. У меня другие планы. Увы! — ответил Зопирион. — А теперь, с твоего разрешения, женщина, мы отправимся к себе. Думаю, мой подопечный слишком мал, чтобы в такой поздний час оставаться на ногах.

— Если замерзнешь в своей маленькой боковой пещерке… — с хохотом начала Сафанбаал. Зопирион подхватил сонного ребенка и поспешил выйти, чтобы не слышать ее слов.

На другое утро за завтраком Сафанбаал прихлопнула муху на своей грязной руке и произнесла:

— Ночью было что-то прохладно, вам так не показалось? Не говорите, что я не успела предупредить вас. Господин Зопирион, прошлой ночью мне приснился ужасный сон о тебе, именно о тебе.

— Неужели? — переспросил Зопирион. Несмотря на то, что он узнал эту женщину как шарлатана, он вздрогнул, и легкий озноб пробежал по коже. — И о чем был сон?

— Мне приснился огромный блистательный город. Вокруг него бушевала война. А потом пришел ты, высокий, как пробковый дуб, и принес огромный лук. Ты вставил в лук стрелу, длинную, как мачта корабля. К ее острию был привязан моток веревки. Еще один человек — его я видела не так ясно, но, кажется, он был в той же мере низкорослый и крепкий, в какой ты высокий и стройный — поджег его факелом. Ты выпустил стрелу. Она взлетела высоко в небо и внезапно упала на город. От пламени на ее наконечнике загорелись близлежащие дома. А вскоре и весь город был объят пламенем. Когда огонь потух, грабить было уже нечего. На месте города не осталось ничего, кроме огромного поля, покрытого серым пеплом. И только ветер носился над ним, вздымая серые облака.

— А что было дальше? — сосредоточенно спросил Зопирион.

— Вот и все. Я проснулась.

Зопирион нахмурился.

— Подобное пророчество я слышал от Сивиллы из Кум. Не могла бы ты пояснить свое предсказание?

Она наклонила голову, что у финикийцев означает резкое отрицание.

— Ты видел, как бедной одинокой женщине иной раз приходится морочить головы своим клиентам, когда духи не в состоянии показать чудеса, которых от них ждут. Но замечу: я могла бы с легкостью придумать объяснение, которое облегчило бы твою душу. На самом деле, я говорю, но я не знаю. Но этот сон испугал меня. И меня напугало, насколько он был яркий и живой.

В неловком молчании они закончили завтрак. Утром Зопирион наколол Сафанбаал дров, напоил мула и поиграл в прятки с Ахирамом.

— А сегодня ночью тоже будет сеанс? — после скудного второго завтрака спросил Зопирион.

— Нет, только через семь дней. У нас, ханаанитов, семь — священное число. Поэтому сеансы проходят с перерывом в семь ночей, когда луна полная, половина луны и новая луна.

— А мы, пифагорейцы, такое же значение придаем числу десять, — заметил Зопирион.

— Пусть так. Возможно, сегодня приплывет капитан Бостар. И если ничего не случится, он увидит мой сигнал и заберет тебя и мальчишку.

— А как мы попадем на корабль? Здесь же негде причалить!

— У меня есть небольшая лодка, я ее прячу в пещере. На ней ты и доберешься до корабля.

— А как же ты получишь ее назад?

— В лодке лежит смотанная веревка. Я буду держаться за ее конец, и когда ты благополучно заберешься на борт «Судека», я подтяну лодку обратно. Ты не первый, кто убегает подобным образом, хе-хе. Старая лодка слегка протекает, поэтому тебе придется усердно вычерпывать воду. Черпак ты найдешь внутри, так же как и весла.

Колдунья показала юноше пещеру, и он убедится в истинности ее рассказа о лодке.

— Меня огорчает, что ты здесь ненадолго, — обратилась Сафанбаал к Зопириону, когда он вернулся. — Я могла бы раскрыть перед тобой многие тайны магии. Мои оккультные силы говорят о почти полном взаимопонимании между нами. — При взгляде на Зопириона веки колдуньи затрепетали, и она так расхохоталась, что двойной подбородок и огромная грудь заходили ходуном. — Я могла бы научить тебя и другому искусству, мой прекрасный юный господин! Я многое повидала на своем веку. Я тебе рассказывала о том, что когда-то работала танцовщицей?

— Никогда.

— Мне довелось танцевать перед многими великими людьми — суфетами Карфагена и персидским наместником Египта. Какая я тогда была гибкая и грациозная! Сейчас ненавистные годы крепко вцепились в меня костлявыми пальцами, а когда-то я была по-настоящему прекрасной. Да, просто красавицей!

— Я уверен… — начал было Зопирион, но Сафанбаал перебила его.

— Как же, наместник предлагал за меня пол-таланта! [51]В то время пол-таланта были огромные деньги, не то, что сейчас. Перс был величественный и мужественный! Семи игр за ночь ему было недостаточно, чтобы утолить свою страсть. Внешне ты очень похож на него, дорогой Зопирион. Посмотрим, удастся ли тебе превзойти его по части любовных утех.

— Ах, если бы ты смог оказаться здесь весной, когда все вокруг расцветает! Тогда этот пыльный уголок Нового Ханаана становится просто раем. О чем это я говорила? Ах, да, я была танцовщицей, прежде чем познала высшую мудрость. Волей-неволей мне пришлось отказаться от плотских удовольствий. Когда я танцевала перед правителем Тира, он сказал: «Клянусь всеми ваалами, ее груди прекраснее, чем полная луна…»

Сафанбаал тараторила без умолку. Зопирион был окончательно сбит с толку и не знал, верить ему или нет. «По крайней мере половина ее рассказа — просто вымысел», — подумал он и, чтобы занять ребенка, затеял с Ахирамом игру в тик-так-той. В нее можно было играть молча. Юноша надеялся, что это отвлечет мальчика от пошлого рассказа Сафанбаал.

Сафанбаал не унималась. Она неутомимо хвасталась своей прежней красотой и бахвалилась ссорами, которые возникали между мужчинами, положившими на нее глаз. Из-за неуемной болтливости, вранья, внезапных переходов от одной темы к другой, неприятного похохатывания, немыслимых кокетливых подмигиваний, слоновьих попыток обольщения, привычки повторять предложения, самолюбования и вдобавок ко всему ужасной нечистоплотности Зопирион начал считать ее самым отвратительным существом из всех людей. С другой стороны, он старался не отвечать ей грубостью, опасаясь, что она может предать.