Андрей Валентинов - Ола

– И не на войне мы, чтобы в плен меня стоило обманным образом захватить и о некой тайне проведать. Если же ты мнишь, что ждут нас лютые душегубы, до крови христианской жадные, то стоило ли нас за столь много миль в логово свое заманивать? К тому же дал ты слово, а слово эскудеро, от чистого сердца данное, так же нерушимо, как и слово рыцаря!

Достал я письмецо – то, что барынька мне всучила, в руках покрутил-повертел. Запечатано, конечно, да только печати – дело смешное…

– Пишет она, чтобы маркиз помощь вам оказал, – заметил я, письмецо пряча. – Помощь оказал – и лекаря вам определил. Доброго лекаря! Слово «доброго» она даже подчеркнула – аж два раза.

– Ну и что? – не понял мой идальго, глазами своими близорукими моргая.

– Ничего, – вздохнул я. – Мы с вами вот что сделаем, рыцарь…

Отошел я от окошка, пальцами прищелкнул. Годится!

– Я поеду, а вы тут покуда побудьте. Если пришлю я вам письмецо, то не читайте даже – на подпись поглядите. Подпишусь «Бланко» – значит, в порядке все, можете к маркизу ехать. А уж если «Гевара» – уносите ноги.

– Постой, постой, Начо! – Дон Саладо даже подскочил. – А ты?

Усмехнулся я, на героя моего каленного поглядел.

– Да я-то выберусь. Я – пикаро.

– Так что вали, парень, отсюда! Письмецо давай, а сам проваливай!

– А вот сейчас, – с самым наглым видом ответствовал я, письмецо барынькино пряча. – Сказано: в собственные руки, значит, в эти самые руки и отдам. В собственные.

Ну, никак не хотели меня в дом пускать! Видать, рожа моя привратнику здешнему не понравилась. Даже подмогу кликнул. Здоровые ребята, да и привратник тоже – не заморыш. А рожи-то, рожи! Чистые мавры!

…А богатый дом, даже снаружи видать. И сад вокруг, и забор с башенками. Дом тоже с башенками – мавританский, старый очень. Жил тут какой-нибудь эмир, может, даже Абенгальб.

Тот самый.

Эмира-то уже нет, а вот мавры остались (самые настоящие, хорошо, если крещеные). Не пускают. Да я тоже уперся – иначе как маркизу письмо не отдам. И все!

А не пустят – уйду. И гори оно все вместе с моими эскудо!

А мавры ряхи свои кривят, переглядываются.

– Лично в руки, говоришь? Его сиятельству, говоришь? Ну, заходи, заходи, если смелый!

Нехорошо так сказал, с намеком вроде. Словно тут и вправду людоед живет, а людоеду тому самое время обедать пришло.

Ладно, чего уж тут!

Зашел.

Сначала по лестнице вели – вверх, потом по галерее, затем по комнатам каким-то, потом снова по лестнице, но уже вниз. Головой вертеть не стал – не деревенщина какая-нибудь. Зато искоса поглядывал, да не просто, а со вниманием. Во-первых, пригодится, ежели удирать придется – от людоеда, к примеру. А во-вторых, интересно, как маркизы живут. У графов бывал, даже к герцогу одному заглянул как-то (в Италии, правда), а вот к маркизам еще не захаживал.

Да, богатый дом, нечего сказать. Каждая комната чуть ли не шелком обита, гобелены всюду, мебель дерева темного. Ну, богатый – это понятно, только вот странное дело – все двери, через которые проходить пришлось, – с замками. А не с замками, то с засовами.

Или они тут друг от друга запираются?

А вот еще двери – тоже с замком. Ну, дела!

Слуга, что меня вел, двери те отворил – не обе створки, понятно, одну, потому как птица я невеликая. Отворил – знак мне сделал: жди, мол. А сам – за дверь.

Жду. Жду и по сторонам поглядываю. Странное дело, за дверью вроде как птицы поют?

А как слуга вернулся да мне кивнул, чтобы, значит, шел я дальше, все и разъяснилось. За дверью-то сад оказался. Только не сад – садик, маленький такой, меж четырех стен. Оттого и птички пели. Красивый садик! Посреди – фонтан мрамора белого, водичка, самой собой, струится-плещет, чуть дальше два льва, тоже мраморные, на меня облизываются.

А у фонтана – кресло. Вот туда меня и подвели. Слуга – не тот, что меня привел, другой – толстый, мордатый, над креслом склонился:

– Письмо, ваше сиятельство!

– Буль…

То есть как это «буль»?

– Буль! Буль-буль!

Точно, «буль». И не вода булькает, а именно «буль» – словами. И не из фонтана, а из кресла.

– Ваше сиятельство…

– Буль-буль!

Оторопел я вначале – не каждый день такое услышать можно. А после и понял. Сидит в кресле дядька чернобородый, весь в черном бархате. Шляпа тоже черная, на шляпе – жемчужина чуть не с мой кулак. Сидит – булькает. А глаза – веселые-веселые. А щечки розовые-розовые!

– Буль-буль! Буль-буль!

– Ну так чего, парень? – это мне слуга, шепотом. – Отдавай письмо. Хотел лично в руки – вот тебе и руки!

– Буль!

Сглотнул я, Деву Святую мысленно помянул, письмо достал.

…Теперь ясно, почему его сиятельство Федерико Гарсиласио де Кордова днем никуда носа не кажет. Занят потому что – булькает.

Взял он письмецо (а на руке перчатка – тоже черная), в пальцах повертел, распечатал…

– Буль-буль-буль!

…в воздухе письмецом помахал.

– Буль!

А слуги уже ухмыляются да перемигиваются – по моему, понятно, адресу. Мол, хотел повидать его сиятельство – так и повидал. А хочешь свои два эскудо просить – проси, тебе в ответ побулькают…

И смех и грех. Ну, барынька и удружила. Через всю Андалузию ехать, чтобы бульканье послушать. Хорошо еще, не кваканье!

…И что рыцаря моего калечного тут не ждут – тоже хорошо. Даже очень! А насчет маркиза – ошибся сеньор лисенсиат. Не старше сорока маркиз, так что, видать, это другой де Кордова старому королю Хуану служил.

Да и какой из этого «буль-буль» служака!

– От кого письмо? Даже вздрогнул я.

Обернулся – туда, где львы мраморные.

…Высокая, худая, длинноносая, длиннорукая.

– От кого письмо?

Спокойно так повторила, равнодушно – словно и вправду с собачкой разговаривала.