Андрей Валентинов - Ола

– Мнится мне, что именно там, прекрасная сеньорита. И смею вам поведать, что прелесть земли той…

И пошел, и поехал. Не соскучишься с этим дядькой!

…Ведь чего от нас шарахались, как только Дон Саладо про Анкору рассказывал да про сеньора Хорхе? Другая у него, у чернобородого, фамилия, не Новерадо. Король Альфонсо всем родичам Хорхе Старого запретил так именоваться. Но только гордость фамильная с тем запретом не считалась, вот и представился нам сеньор Хорхе прежним прозвищем.

Анкору, между прочим, еще лет сто назад отстроили. Да только не жили там почти. А сеньор Хорхе, Инессы лобастой родитель, решил в горах поселиться после того, как с родом Бобадилья повздорил. Махнул рукой – и уехал навсегда из Вальядолида. Инессе тогда еще и года не было. Потому и не ждал он гостей. Кто же поедет к опальным? А что сеньор Рохас замок не увидел, как оглянулся за воротами, так построена Анкора хитро – скала ворота закрывает.

Вот и все призраки. Хорошо еще, что Инесса меня про платок не спросила. И чего бы я ей ответил? Про семь грехов смертных?

Не удержался – на тень ее поглядел. Есть тень, такая же лобастая!

– …А посему, прекрасная сеньорита, не оставляет меня мечта нанять корабль добрый да команду умелую и отправиться к земле той!

Кивнула Инесса, серьезно так – и ко мне повернулась:

– И вы тоже поплывете туда, Игнасио?

Или почудилось мне? Или вправду голос ее дрогнул?

– Да как же иначе? – вскричал Дон Саладо, шлемом на солнце блеснув. – Разве не ждет сеньора Гевару путь славный, рыцарский?

Хорошо, что мне отвечать не пришлось. Ну никак врать не хотелось – особенно насчет пути моего рыцарского.

…Послал я паренька верного к Калабрийцу – по нашим с сеньором Рохасом делам. Все обсказал – скольких везти да куда, да за цену какую. Не сказал лишь – кого. Успеется!

Вот и весь мой путь рыцарский – я падре Хуана обмануть надумал, а он меж тем мне петельку мылом натирает…

Сжала лобастая губы, отвернулась, словно обидел ее кто.

– Так всегда… Рыцари уходят, мы, женщины, остаемся. Разве это справедливо? Разве сидеть у прялки – это жизнь? Знаете, сеньоры, после вашего отъезда я несколько ночей не спала. Мир такой огромный, а я так мало видела! Если бы я могла…

Переглянулись мы с Доном Саладо. Ну что тут ответишь?

– И о море я думала, сеньоры, о тех, кто уходит на кораблях вдаль, к землям неведомым. Разве мужество бывает мужским и женским? Я даже сонет написала, только вы не смейтесь, пожалуйста…

В два голоса мы с идальго моим ее разуверить поспешили. Дружно получилось!

Отвернулась Инесса, вдаль поглядела – туда, где за холмами да за гладью речной волны морские гуляют.

– Это сонет о той, чей рыцарь ушел в море-океан…

Замолчала сеньорита, вздохнула. А мы с идальго моим бесстрашным даже не нашлись что ответить. Разве ангелы над морем-океаном нынче летают? Другие духи там парят – те, что из окон Башни Золотой воронами черными каркают.

…А здорово все же! «Я стану в небе ангелом твоим…»

Хоть и близорук Дон Саладо, хоть и не взял с собою окуляры, а все же не слепой оказался, совсем даже наоборот. Порассказывал еще чуток про то, какие реки и горы в этой самой Терра Граале, Земля Чаши Господней которая, имеются – да и откланялся. Историю для герцога Медины де Сидония сочинять – про великанов с драконами. Ударили в мостовую копыта – и остались мы с Инессой вдвоем.

Переглянулись.

Кликнула она слуг, отдали мы им лошадей – да и пошли. По улочкам, по переулочкам…

Хороша Севилья! Иной раз забредешь – и словно в горы попал, в ущелье какое. Слева забор глухой, справа стена каменная – и только небо где-то в самой выси голубеет.

А чего еще требуется? Ноги сами дорогу найдут.

…А мостовая все тянется, тянется, а вокруг словно красные горы, те самые, Сьерра-Мадре, куда не пустил мавров старый дон Хорхе, и нет вокруг никого, а если и есть кто, то мимо смотрит, не видит, шапка волшебная на нас – одна на двоих, и нет нам ни до чего дела, и не нужны мы никому, только друг другу…

Да только такое лишь в сказке бывает. А я сказок-то и не знаю почти, какие в детстве слышал – позабыл, а потом уже не до сказок стало. Это для лобастой, для сеньориты Инессы, здесь – страна волшебная, дивный город Севилья, отбитый у злых сарацинов ее пращурами, славными кабальеро, не боявшимися кинуть вызов самому королю кастильскому. Ведь не видела она почти ничего, а тут и Гвадалквивир, и каравелла у причала, и минареты мавританские под золотыми крестами.

И рыцарь рядом – я то есть, Игнасио Гевара – Белый Идальго, с платком ее у сердца.

…Вроде как шут на карнавале, что в доспехи вырядился, меч деревянный в руку взял.

А она рядом идет, меня слушает (о чем только говорю, не слышу даже!), сама что-то рассказывает, улыбается…

И так мне тоскливо стало – словами не передать, хоть трех бакалавров в окулярах за стол усаживай. Не привык я о том, что послезавтра будет, думать. Завтра – понятно, а вот послезавтра…

Уезжает завтра она, лобастая. Она уезжает, я остаюсь.

А там и послезавтра придет.

Оглянулся я, словно разбудил кто. Грязная улица, из-под каждой калитки – след от помоев, на заборах рожи гнусные намалеваны, кожура мятая под башмаки лезет. И другие рожи – из-под шляп мятых выглядывают. Кабы не дага моя да не слуги, что сзади топают, не отстают…

Севилья!

Это в горах заблудиться можно. Заблудиться, в замок заколдованный попасть. А здесь – все яснее ясного. Биржа сзади, Алькасар справа, а за ним уже и Башню Золотую, чтоб она провалилась, видать. Исхожено, изгажено, на углу каждом плевано…

А как вынесли нас ноги аккурат к Святому Франциску на площадь, так и вовсе сказка кончилась. Сгинули красные горы, и ущелья сгинули. Захлестнула нас толпа, завертела, к собору понесла, только и успел я лобастую за руку схватить…