Андрей Валентинов - Вызов

«Сиплый, – понял Фрол. ~ Ну, ёлы, влип».

Сиплый, подойдя к Фролу, остановился в двух шагах. Дхар, пытаясь остановить льющуюся фонтаном кровь, сжал простреленную кисть. Тело онемело, и он понял, что уйти не удастся.

– Вы смелый человек, Соломатин. – Из-под глубоко надвинутой шляпы послышался жуткий, нечеловеческий голос. – Но вы нарушили слишком много правил…

Фрол закусил .губу, пытаясь сдержать стон. До Сиплого – метра полтора, и дхар подумал, что сумеет допрыгнуть и схватить негодяя за горло. Если бы не раненая рука…

Сиплый, похоже, догадался, о чем думает Фрол. Из-под шляпы раздался жутковатый звук: очевидно, это должно было обозначать смех.

– Вы не успеете, Соломатин, – проговорил он, покачав головой. – Вам не поможет даже Истинный Лик.

«А ведь это мысль!» – Фрол попытался сосредоточиться. Но жгучая боль мешала, секунды проходили, а тем временем Сиплый, отсмеявшись, поднял пистолет.

– Убей его! Убей! – вопил Шинджа, испуганно прячась за спину человека в пальто. Фрол понял, что у него остается единственный шанс. Он подался назад, чтобы прыгнуть прямо на врага, но тот вновь рассмеялся и медленно поднял голову. Страшное нечеловеческое лицо глянуло на Фрола, но, несмотря на это, он сразу узнал знакомые черты.

– Это… ёлы… – пробормотал Фроат, – но почему?!

Дхар не договорил. Из револьверного ствола блеснуло пламя, Фрол ощутил страшную боль, все покрыла тишина, и чей-то тихий голос позвал его по имени…

Фрол очнулся там же, на просеке. Он поднялся, неуверенно разминая руки. Простреленная кисть не болела, рана исчезла, и дхар стал удивленно осматриваться, пытаясь понять, что произошло. Прямо перед ним Китаец и тот, второй, которого он успел узнать, затаскивали в глубь леса чье-то беспомощно раскинувшее руки тело. Вдруг Фроат узнал свою куртку, увидел валяющийся на земле рюкзак с бесполезным уже револьвером и понял, чье тело уносят бандиты.

– Вот ёлы! – прошептал он. – Как же это? Значит, достали?

– Не бойся, воин Фроат, – услыхал он знакомый голос.

– Варфоломей Кириллович! – Фрол обернулся. – Выходит… Выходит, меня действительно… И вы были правы…

– Сколь был бы я рад, ежели б ошибся, – негромко, ответил старик.

– Значит, вы пришли со мной попрощаться? ~ невесело усмехнулся Фроат.

– Нет, князь Фрол. Я пришел тебя встретить.

– Как вы меня назвали? – удивился дхар – – Вы же… вы же меня все… Фроатом… И князь… Почему?

– Любо тебе дхарское имя, – спокойно пояснил старик. – Но ныне звать тебя должно, как зовет Тот, Кто призвал тебя… И меня, грешного, называй иначе…

Фрол хотел было переспросить, но, повернувшись, увидел того, кого привык называть Варфоломеем Кирилловичем, и удивленно замолк. Старик улыбнулся и кивнул на Фрола. Дхар взглянул на себя и удивился еще больше. Он растерянно попытался спросить об этом новом, непонятном, но Варфоломей Кирилыч, вновь улыбнувшись, положил широкую легкую ладонь Фролу на плечо. Блеснул ослепительный свет, и в ту же секунду исчезли навсегда и вечерний, залитый закатным солнцем лес, и пыльная дорога, и засыхающие пятна крови на серой земле…

Келюс уже четыре дня как вернулся в Столицу. Его долгое отсутствие, похоже, никого не удивило. Сосед отдал ему ключи, равнодушным тоном поинтересовавшись, хорошо ли удалось отдохнуть. На работе, куда Николай не преминул заглянуть на следующий же день по приезде, выяснилось, что уже неделя как он приказом отправлен в отпуск. Только Лида радостно вскрикнула, услыхав по телефону его голос. Бедная девушка все эти дни пыталась найти Николая, обзванивая всех их немногочисленных общих знакомых. Келюс не стал ничего рассказывать Лиде: девушке вполне хватало своих проблем.

Среди груды почты Николай надеялся найти весточку из Крыма, но ничего, кроме газет, вещавших об инфляции и о близкой гражданской войне, обнаружить не удалось. Николай помнил, что сам строго-настрого запретил Ольге и Валерию писать и звонить без крайней необходимости, но, не найдя ни одного письма, поневоле расстроился. От Фрола также не было вестей. Николай, начавший отчего-то волноваться за приятеля, хотел было заказать междугородний разговор с ПГТ Дробь Шестнадцать, но затем вспомнил: Фроат, прощаясь, сказал, что едет куда-то по делам, и Лунин решил не беспокоить его родителей раньше времени.

От Мика также не было вестей. Правда, его отец, которого Николай застал по телефону, сообщил, что у его отпрыска все в порядке, и даже передал Лунину привет от Плотникова-младшего. Но все это было сказано таким тоном, что Келюс засомневался, не выдумал ли это Плотников-старший, чтобы поскорее от него отвязаться.

Итак, в раскаленной летним солнцем Столице было пусто, делать совершенно нечего, ехать некуда, и Келюс делил время между перечитыванием пыльных томов из семейной библиотеки и разбором своих записей, касавшихся партийного архива. Почти каждый день он навещал Лиду. Пару раз они гуляли по парку, Николай катил коляску, в которой сидела девушка, а Лида время от времени пыталась рисовать. Правда, ее рисунки стали совсем другими. Абстракции, столь восхищавшие Келюса во время посещения выставки на Малой Грузинской, исчезли. Девушка рисовала парк, увядшие от жары листья на ветвях и белесую гладь пруда. Рука плохо слушалась, рисунки выходили неважно, но Николай хвалил все подряд, впрочем понимая, что слова едва ли способны обмануть больную.

Этим вечером Лунину почему-то не спалось. Он даже удивился: бессонница, столь часто мучившая его, пропала после выздоровления, и первая бессонная ночь почему-то настроила Николая на тревожный лад. Келюс пытался читать, но понял, что не может воспринимать текст. Он попытался выключить свет и уснуть, но темнота огромной комнаты внезапно испугала. Он включил лампу, выругав себя за трусость, но свет тушить не стал, а отправился в кухню и включил чайник. Впрочем, чаю совершенно не хотелось. Николай дождался, пока чайник закипит, выключил его и закурил, глядя в темное окно и слушая, как медленно стихает шипение кипящей воды.

Внезапно погас свет. Старый выключатель время от времени позволял себе такие шутки, и Келюс ничуть не удивился. Он хотел было встать и заново щелкнуть переключателем, но затем решил посидеть в темноте, благо поднявшаяся луна, пробиваясь через листья высоких кленов, бросала сквозь оконное стекло неровный колеблющийся свет.

Вдруг Николай почувствовал поблизости какое-то движение воздуха. Он повернулся и обомлел: рядом с ним за столом сидел Фрол. Дхар был в той же куртке, в которой они виделись последний раз, в тех же старых джинсах, только глаза стали почему-то серьезными и очень грустными и на подбородке выросла короткая жесткая бородка.