Михаил Ахманов - «Ворон»

Затем раздался пронзительный крик младенца.

— Похоже, ты не опоздал, капитан, — сказал Уот Стур, направляясь к нему. — Голосистый у тебя паренек, сожри меня акула!

— Откуда ты знаешь, что это мальчик?

— Орет громко. Глотка как у боцмана. Верно, парни? — Он оглянулся на корсаров, столпившихся у дорожки под деревьями.

— Хр-р… Когда меня спишут на бер-рег, будет кому заменить, — сказал Хрипатый.

— Когда тебя спишут, парень уже в капитаны выйдет, — возразил Кактус Джо. — На кой хрен ему твоя боцманская дудка?

— Выше бери: адмиралом станет и знатным разбойником, — промолвил Брюс Кук.

— Разбойником? Почему? — удивился Серов. И ему тут же пояснили:

— Ты разбойник, Шейла разбойница — так кто у вас родился?

— Чтоб тебя чума взяла, Брюс! — Серов шагнул было к дому, но в дверях, загораживая вход, возник высокий худой старец.

Был он в белом арабским бурнусе, но на араба совсем не похож: глаза — серые, волосы — рыжие с сединой, лицо широкое, тщательно выбритое, с морщинками у губ и на высоком лбу, а на щеках сквозь слой загара просвечивают веснушки. При виде этого старика — несомненно, лекаря-табиба — сердце Серова дрогнуло, а мысли понеслись галопом. Было в нем что-то очень знакомое, привычное, словно здесь, на краю света, в чужой эпохе, Серов столкнулся с москвичом или, быть может, с парижанином, жителем Вены, Лондона или Берлина, только не нынешних городов, а тех, что когда-нибудь будут. Мнилось, что этот человек ездил не раз в машине и поезде, летал самолетом, разогревал обед на газовой плите, что не в диковинку ему метро, компьютер, телевизор и даже спутники Земли, что он способен перечислить все планеты Солнечной системы от Меркурия до Плутона и определенно знает, что все тела слагаются из атомов и молекул.

Серов, ошеломленный, глядел на старика и вдруг заметил, что тот улыбается.

— Вы — Андре де Серра? — У него был негромкий приятный голос, и на французском лекарь говорил отменно. — Поздравляю с наследником, сударь! Взвесить не могу за неимением детских весов, но ручаюсь, что в мальчугане фунтов восемь-девять. Шейла сейчас отдыхает. Хансена, коновала с фрегата, я к вашей супруге не допустил, так что с нею тоже все в порядке. Хотите ее повидать?

Горло Серова перехватило. Он чувствовал, что не может выдавить ни звука.

— Ах да! Чуть не забыл… ну, вы понимаете — память-то стариковская… — Лекарь вытащил из пояса что-то круглое, блестящее и протянул Серову. — Вот! Шейла попросила сразу вам отдать. Забавная вещица для этих мест… Но я такие видел — только давным-давно.

На его ладони лежали часы Серова, золотой швейцарский «Орион». Часы шли — должно быть, лекарь завел их и выставил верное время.

— Видели? Где и когда? — хрипло произнес Серов, не замечая, что в волнении говорит на русском. — Где вы могли видеть такие часы? Кто вы?

Теперь лекарю пришел черед удивляться. Его седоватые брови вспорхнули вверх, морщины обозначились резче. Он выдохнул воздух и тихо, почти что шепотом, промолвил:

— Здесь меня зовут доктор Эуген Штиль из Кельна. Но там, откуда пришли вы и я, мое имя было Евгений Зиновьевич Штильмарк.

Он тоже перешел на русский и явно был возбужден — его дыхание участилось, щеки порозовели, и россыпь веснушек стала заметнее.

— Вы — мой соотечественник? Понимаете, я-то думал, вы француз… Андре Серра… Выходит, не Андре, а Андрей? Так? Что же вы молчите?

Не отвечая, Серов повернулся к Уоту Стуру:

— Веди людей на «Ворон», Уот. Я останусь здесь, с Шейлой и лекарем. Теггу и де Пернелю скажешь, что к вечеру я буду на судне.

— Да, капитан.

— Сюда прислать охрану, человек шесть. Выбери людей понадежнее, из тех, что пришли с нами с Карибов.

— Слушаюсь, капитан.

Стур отступил на шаг, уставился на корсаров грозным взглядом и гаркнул:

— На корабль, бездельники, на корабль! Вас ждут мясо, ром и сухари! Хрипатый, Тиррел, Кук, ведите прочь эту ораву! И поживей, моча черепашья!

Когда топот ног затих, Серов повернулся к лекарю и произнес:

— Не стоит при моих людях говорить на непонятном языке и забивать им головы всякими домыслами. Я, Евгений Зиновьевич, и правда Андрей — Андрей Серов из Москвы. И о вас я кое-что знаю, брат мой, странник во времени… — Он опустил веки, чувствуя, как в душе разливается покой. — Евгений Штильмарк, врач из Твери — был дерматологом, если не ошибаюсь? Исчез в возрасте двадцати семи лет, ехал с работы в трамвае и исчез… Провалился сквозь время после того, как с компанией друзей посетил некий объект на Камчатке… Наконец-то я вас нашел!

— Нашли? — с изумлением вымолвил Штильмарк. — Ну, вы понимаете… Как нашли? Прилетели на машине времени? Как вы очутились здесь, сударь мой?

По губам Серова скользнула усмешка. Он уже справился с потрясением и полностью владел собой.

— Как очутился, об этом будет поведано лет через тридцать, в первом томе тайных записок о жизни маркиза Андре де Серра. Но вам, Евгений Зиновьевич, я, так и быть, расскажу свою историю. Только, простите, не сейчас — мне очень хочется увидеть жену и сына.

— Да-да, разумеется. — Штильмарк посторонился. — Часы, Андрей… возьмите ваши часы.

— Оставьте их у себя, в знак нашей благодарности, моей и Шейлы. Я могу притащить вам сундук с дукатами, талерами и курушами, но мало ли в этом мире таких сундуков? А эти часы — одни-единственные. Страшно подумать, Евгений Зиновьевич, — еще не родился тот швейцарец, чьи правнуки их соберут.

С этими словами Серов вошел в дом и потонул в сиянии глаз своей жены.

Спустя пару дней они с Штильмарком сидели в саду, пили сухое вино с местных виноградников и обменивались своими чудесными историями. Шейла спала, и рядом с ее кроватью спал в наскоро сделанной колыбели младенец, крохотное существо, изменившее статус Серова в этом мире. До сих пор он был корсарским капитаном и супругом Шейлы, теперь же стал отцом, и это новое состояние казалось еще непривычным, даже пугающим. Он начинал понимать, что вырастить ребенка в восемнадцатом веке гораздо труднее, чем в двадцатом или двадцать первом — ведь не было здесь ни педиатров, ни детских поликлиник, ни антибиотиков, ни искусственного питания. Правда, имелась отличная замена — материнское молоко.

Серов разлил в кружки вино, и они выпили за здоровье малыша и Шейлы. Рубиновый напиток был густым и терпким, впитавшим ароматы этой земли и щедрость африканского солнца. В крепости на холме грохнуло орудие, оповещая о приходе ночи. С рейда, где стояли корабли, долетел медный перезвон склянок — там заступала ночная вахта.

— Вы меня ждали, — произнес Серов.

— Ждали, — согласился Штильмарк. — Девочка… простите, ваша супруга… она не сомневалась, что скоро вы придете. Теперь, выслушав вашу историю, я ее понимаю. — Он качнул кружку, глядя, как плещется в ней вино. — Вы, Андрей, человек долга. Та проклятая гора на Камчатке… Вы ведь могли забыть о ней, не правда ли? Забыть про Володю Понедельника, Игоря, Наташу и всех остальных… Остались бы в той, будущей Москве, жили бы спокойно и, как положено детективу, искали бы людей, которых все-таки можно найти. Однако…