Иван Алексеев - Засечная черта

Когда она поравнялась с сараем, Никифор, как злой дух, так, во всяком случае, казалось ему самому, внезапно возник у нее за спиной и рявкнул грозным голосом:

— Ну, здравствуй, подлюга неблагодарная!

Анюта возвращалась домой с теткиного подворья в приподнятом настроении. Вчера Михась похвалил ее после этой самой — как же он произносил это слово? — да, тренировки, которая проходила в сарае. В голосе дружинника девушка почувствовала искреннее восхищение и необычайную теплоту. Он, этот сказочный витязь, побывавший за морями, такой умный и добрый, смотрел на нее, как на равную, улыбался ей, жал руку. Девушка почти вприпрыжку летела домой в ожидании скорой встречи с Михасем, которого она... Но Анюта не решалась даже про себя произнести то единственное и оглушительно-радостное слово, отражавшее ее чувства к дружиннику. А еще ее подгонял домой весьма холодный осенний ветерок, от которого совсем не защищала надетая на ней легкая рубаха.

Тетка, увидев ее сегодня в этом летнем наряде, покачала головой, вздохнула и предложила племяннице свою старую теплую шубейку. Но Анюта отказалась наотрез и без всяких объяснений. Ну, в самом деле, не будет же она объяснять, что удар коленом, наносимый сквозь тяжелую плотную ткань, потеряет значительную часть своей силы, тогда как широкий и легкий подол летней рубахи, как это было установлено на мешках с соломой и песком во время этих самых тренировок, совсем не мешает соответствующим движениям. Впрочем, тетка настаивать и не стала, ибо она и так проявила незаурядную самоотверженность, предложив племяннице одежду фактически в ущерб себе самой, ибо пришлось бы ей тогда возиться со скотиной во всем новом, что по деревенским меркам являлось невиданным расточительством.

В общем, настроение у Анюты было приподнятое, даже радостное. Она почему-то почти забыла о грозящей ей опасности. Когда Михась вчера сказал, что она молодец, все усвоила хорошо и ко всему готова, девушка даже вздохнула с облегчением, поскольку ей показалось на мгновение, что дело сделано и она отвела от себя беду своим трудом и старанием. Но она действительно старалась не за страх, а за совесть, да и наставник у нее был весьма опытный.

И когда за ее спиной внезапно раздался грозный рык, Анюта, все еще продолжая улыбаться своим мыслям и ощущениям, автоматически развернулась, четко и быстро выставила руки в глухую защиту. Никифор, выскочивший из-за угла сарая, медленно и уверенно двинулся в ее сторону, занося для удара огромный кулак. Только сейчас Анюта осознала, что страшная опасность вовсе не миновала, а обрушилась на нее, поставив на грань жизни и смерти.

Но девушка вовсе не испугалась. Она испытывала волнение, сердце в ее груди забилось быстро и тревожно. Но это волнение было вызвано не страхом перед самой опасностью. Анюта боялась допустить ошибку, подвести Михася, не оправдать его доверия. За время тренировок и последующих вечерних бесед девушка неоднократно встречалась взглядом с дружинником и видела в его глазах невероятную боль, тревогу, надежду и еще что-то такое, чего она не могла бы объяснить словами, но понимала сердцем. Она твердо знала, что если не справится, погибнет в предстоящей схватке, то и Михась этого не переживет, не простит себе, что не смог ее защитить, и погибнет вместе с ней. То есть Анюта сейчас защищала две жизни, и вторая была ей даже дороже своей собственной.

Девушке казалось, что дружинник в этот момент находится рядом с ней, она даже слышала его голос: «Спокойно, Анютушка, стой, не опускай руки, приклей кулачки ко лбу», — слова Михася, многократно повторяемые на тренировках, сейчас ожили в ее подсознании и действительно помогали ей.

Враг приблизился почти вплотную, выкрикнул яростно:

— Убери руки, падла! Убью!

«Вот видишь, Анютушка, ему бить-то неудобно, значит, закрылась ты правильно. Теперь — самое сложное. Помнишь, что самое трудное в рукопашном бое? Правильно, переход от защиты к атаке. Отвлеки его и иди на сближение!»

— Никифор, свет ты мой ясный, не бей меня, а лучше обними покрепче! — Анюта заголосила так жалобно, с такими завываниями, как никогда бы не стала рыдать по-настоящему даже от самого горького горя, и чуть было не рассмеялась, словно услышав себя со стороны.

Никифор замер с нелепо занесенным кулаком.

«Теперь сближение вплотную и захват. Помни, прижиматься надо плотно, пупок к пупку. Если между вами останется даже небольшое расстояние — можешь получить удар кулаком снизу в подбородок». В подсознании Анюты почему-то всплыло неудобоваримое иностранное слово, произнесенное дружинником лишь один раз: апперкот. Разумеется, лейтенант флагманской морской пехоты Ее Величества Королевы Англии прекрасно знал национальный вид английского кулачного боя.

Руки девушки оторвались от лица, она коротким кошачьим движением зацепила шею врага обеими ладонями, привычно повисла на ней, сделав пружинистую разножку. Анюта уловила рефлекторный рывок противника вверх, сама толкнулась и, рванув его голову к своему правому плечу, разгоняя колено, с диким визгом, произведенным на сей раз не притворно, а с ненавистью и от всей души, нанесла хорошо отработанный страшный удар.

«Пробей его, Анютушка, пробей! Колено согни острее! Руки тяни на себя как можно резче и сильней! Две трети силы удара коленом — за счет рук. Да и он на первом движении, разгибаясь, сам твое колено в себя привезет. После удара бьющую ногу ставь подальше назад, чтобы был разгон!»

Она ударила второй и третий раз. Противник согнулся пополам. Анюта, со всей силой прижав его голову к плечу, упала на колено правой ноги, на три точки, как учил Михась. Чувствуя, что противник, увлекаемый вниз весом ее тела, достаточным, чтобы провернуть этот своеобразный рычаг, получившийся из согнутого под прямым углом человека, стал заваливаться вбок, Анюта, не ослабляя захвата, послала вперед свой левый локоть.

«Ты, Анютушка, как бы бьешь его локтем в грудь, а на самом деле за локтем работает плечо и весь корпус. Он уже сам начал крутиться, а ты лишь помогаешь ему».

Ноги Никифора дернулись вверх, пошли по кругу, обгоняя тело, уже почти распластанное на земле. Анюта, намертво прижавшая его голову к своему плечу, услышала какой-то хруст. Противник внезапно дернулся коротко, судорожно и обмяк.

«Теперь добивание. Противника необходимо обязательно добить, если не хочешь, чтобы он добил тебя. Перехватываешь его шею сзади, руки — в замок, и удушение. Считаешь до ста. Ты же умеешь считать до ста? Умничка!»

Анюта, захлестнув предплечья вокруг шеи уже неподвижного врага в мертвый замок, из которого невозможно высвободиться ни одним контрприемом, лежа на боку на сырой и холодной осенней земле, старательно считала про себя. Внезапно сквозь оглушительно-частое биение собственного сердца она услышала чьи-то шаги, торопливые и неровные. Не переставая считать, не ослабляя захвата, Анюта чуть повернула голову и увидела, как из кустов, росших вдоль заброшенной тропинки, по которой она всего минуту назад шла к себе домой, показался Михась. Дружинник, нелепо припадая на раненое колено, все еще перехваченное лубком, с луком на изготовку, изо всех сил, не щадя себя спешил ей на выручку.