Иван Алексеев - Засечная черта

— Кто-то из наших разведчиков, очевидно особник, работавший в Туретчине, прошел через Дикое Поле и добрался до пограничного дозора перед Засечной чертой. Он там же умер, но успел передать сведения о готовящемся большом набеге. Молодой пограничник Ванятка с этой вестью помчался в Москву, в Разрядный приказ, по дороге он встретил наш отряд и сообщил Разику о разведчике. Тот выделил ему в сопровождение бойца, который прискакал к нам в усадьбу и передал просьбу Разика по мере возможности прикрывать пограничника, ибо велика вероятность, что того обвинят в предательстве и казнят, как казнили в прошлом году всех пограничных старшин с Засечной черты. А ведь он привез разведданные, за которые наш товарищ пожертвовал жизнью, — Катька хотела было добавить еще несколько слов об их долге перед погибшим дружинником, чести и боевом братстве русских воинов, но не стала, поскольку и так все было ясно, и продолжила бесстрастный доклад: — И только что этого пограничника увезли под конвоем из Кремля в усадьбу к Мал юте. Охраны шесть человек. Вот, собственно, и все. Надо выручать парня. Одна не справлюсь, необходима твоя помощь.

Фрол молчал несколько минут, обдумывая полученную информацию.

— Ну что ж, начнем размышлять и действовать. Усадьба Малютина мне, как ты наверняка помнишь, знакома. Я там у него в тюрьме, в подземелье пыточном в гостях побывал. Возвращаться мне туда, конечно, совсем не хочется, но, как известно, от сумы да от тюрьмы русскому человеку зарекаться не следует, — усмехнулся особник. — Однако, как ты понимаешь, беда не в том, что я обратно в тюрьму не хочу, а в том, что паренька нашего оттуда выдергивать пока что нельзя, иначе бы ты сама его уже по дороге из Кремля к Малюте отбила. Конвой из шести стражников — это несерьезно. Он должен свою весть все-таки передать, причем самому государю. Если этого не сделать, то гибель нашего разведчика будет вовсе напрасной. А так есть хоть маленькая надежда на то, что государь все же прислушается и двинет войска в нужном направлении.

— Понимаю, конечно, — вздохнула Катька. — Только как этому поспособствовать и паренька нашего избавить от истязаний и от преждевременной смерти?

— Ясно, что бояре Разрядного приказа побоялись сообщить царю весть о набеге, чтобы он не обвинил их в очередном обмане и тут же не казнил как провокаторов. Государь Иван Васильевич совершенно уверен в том, что он непревзойденный политик и великий мудрец — султана перехитрил, и у нас с турками и ордынцами отныне вечный мир. Потому-то бояре и передали гонца Малюте. Дескать, мы люди военные, а всякие там ложные доносы и тайные козни — это не по нашей части. Но и сам Малюта тоже может побояться идти к царю с такой вестью. Тому ведь последнее время везде предательство мерещится. Самых любимых своих опричников Басманова-старшего и князя Вяземского лютой смерти предал. Поэтому мы должны вынудить Малюту все-таки сообщить царю о гонце и принесенном им донесении, и на этот счет у меня, пожалуй, есть кое-какие соображения. Но надо некоторые детали уточнить с твоей помощью.

В закутке скромного окраинного рынка сидели обычного вида мужик с девкой, особо ни от кого не прячась. Просто отошли себе в уголок и расположились там закусить, чем Бог послал. Переговаривались меж собой лениво, вполголоса, а о чем — не слышно. Так что ж тут такого? Не молчком же им сидеть.

— Молодец, Фролушко! — в Катькином голосе звучало искреннее восхищение сослуживцем по особой сотне. — Лучшего плана и за пять дней не придумать, а ты его за пять минут изобрел!

— Да рано пока хвалить-то. Этот план еще осуществить требуется, — покачал головой Фрол.

Катька уже собралась было подняться и помчаться выполнять свою часть задания, но все-таки задержалась и спросила извиняющимся тоном, с робкой надеждой:

— А может быть, когда Малюта отправится с вестью и Ваняткой к государю в Александровскую слободу, мы паренька по дороге все-таки отобьем? Ну, например, случайное разбойное нападение... А то ведь там, в слободе, замучить его могут до смерти, гады!

— Никак нельзя! Все испортим. Да и сам пограничник этот, судя по всему, человек честный, отважный и Родине беззаветно преданный, своему освобождению сопротивляться станет. Ведь он наверняка будет думать, что бояре хотят почему-то утаить от государя важнейшую весть, и будет под любой пыткой требовать, чтобы его к самому царю доставили. Если даже освободим его, так он и еле живой, на дыбе истерзанный, от нас вырываться будет, к царю-батюшке за правдой даже ползком поползет, чтобы до конца выполнить свой воинский долг... Есть у меня слабая надежда на то, что когда парень расскажет о разведчике, засланном поморскими дружинниками в Туретчину, то Малюта со товарищи, ненавидящие нас лютой ненавистью, но покуда боящиеся с нами схлестнуться в открытую, захотят именно нас, поморских дружинников, выставить в глазах царя предателями, чтобы потом расправиться на законных основаниях. Парень будет нужен им в качестве свидетеля, потому пытать до смерти его сразу не будут. А там, глядишь, и наши контрмеры сработают.

— Ты, как всегда, прав, — вздохнула Катька. — Ну что ж, да поможет Бог русскому ратнику!

Ванятка очнулся оттого, что на него обрушился целый поток воды. Он открыл глаза, растерянно повертел головой и увидел, что лежит на каменном полу, в мрачном помещении без окон, освещенном пламенем факелов, а над ним стоит человек в красной рубахе, с ведром в руках, который, наверное, только что и окатил его водой.

— Пить! — пограничник едва разлепил запекшиеся губы.

— Дай ему напиться, а то подохнет раньше времени! — раздался чей-то голос.

Человек в красной рубахе отошел в сторону, послышался плеск зачерпываемой воды. Ванятка попытался приподняться, но с изумлением ощутил, что связан по рукам и ногам. Человек вернулся с ковшом воды, наклонился над пограничником, грубо ткнул край ковша ему в губы. Ванятка принялся жадно глотать тепловатую прогорклую воду, неловко запрокидывая голову.

— Посади его на кресло для почетных гостей! — приказал тот же голос.

Человек в красной рубахе легко и сноровисто подхватил Ванятку под мышки и плюхнул на стул с высокой узкой спинкой, нанизав на нее его руки, связанные за спиной, прищелкнул сверху какую-то планку, чтобы сидевший не мог ни вскочить, ни упасть, а сам отошел в сторону. Ванятка увидел стол, освещенный двумя свечами, заваленный бумажными свитками, за которым сидел еще один человек. Ему, очевидно, и принадлежал начальственный голос.

Особник Фрол не зря буквально только что вспоминал о своем пребывании в Малютином подземелье. Ванятку приволокли в ту же пыточную камеру, где заплечных дел мастера-опричники допрашивали год назад его самого, и усадили на тот же самый стул. Но Фрол шел туда сознательно, подготовив заранее свой отход, он был единственным, кому удалось вырваться из этого подземелья живым и невредимым.