Иван Алексеев - Засечная черта

Михась говорил о своей гибели, которой он только что чудом избежал, без какого-либо пафоса. Он не рыдал, не заламывал рук, а спокойно с аппетитом ел кашу, запивая ее горячим целебным взваром из весенних трав. Но в этом не было никакой рисовки. Михась был профессиональный воин, его с раннего детства готовили именно к войне, на которой неизбежно гибнут люди. Риска гибели предотвратить нельзя, но его можно снизить хорошей боевой подготовкой, и Михась был подготовлен очень хорошо. Из скольких смертельных ловушек, из которых, казалось, не было выхода, он уже вырывался за свою короткую жизнь! Даст Бог, и еще вырвется. Сам не сможет, так друзья выручат. И эта святая вера в помощь друзей, которые поспешат тебе на выручку, где бы ты ни был, поддерживала и будет поддерживать дружинников Лесного Стана в любой ситуации в самые тяжелые минуты.

Михась, как и его товарищи, не то чтобы не испытывал чувства страха в бою, просто он был полностью сосредоточен на выполнении боевой работы, и остальные эмоции естественным образом отключались от его сознания. Пару часов назад, когда он пошел на верную гибель, прикрыв собой отходящих ополченцев, дружинник не испытывал ни низменного страха, ни возвышенной гордости за героическое самопожертвование. Он просто делал свое дело, причем делал хорошо, именно так, как его всю жизнь учили. В сложившейся ситуации необходимость заслона была очевидна, как дважды два. Понятно, что лучше Михася, оставшегося к тому же почти невредимым, эту задачу никто из ополченцев выполнить не мог. Вот он и встал в заслон.

А страх к Михасю приходил во сне. Во сне он иногда боялся, причем неведомо чего, до дрожи, до дикого беззвучного крика, оглушаемый чувством полного бессилия. Михась никогда не мог вспомнить подробности этих снов. А еще во сне он часто... ругался, закатывал истерики.

Наверное, страх и ругань во сне были своеобразной разрядкой мозга, которому так или иначе необходимо испытывать полную гамму эмоций. В обычной жизни Михась подавлял не только чувство страха. Он, зная свой взрывной характер, все время старался сдерживаться в отношениях с окружающими, а во сне испытывал именно те эмоции, которые заглушал в себе во время бодрствования. И в этом не было ничего удивительного, ведь всем прекрасно известно, что если человеку не хватает позитивных впечатлений, то он часто получает их во сне, то есть видит далекий дом, родных и любимых людей. Вероятно, то же самое случается и с отрицательными эмоциями, также необходимыми для своеобразного уравновешивания высшей нервной деятельности организма.

Разик сидел и смотрел, все еще не веря своим глазам, как его друг, которого они так долго искали, вновь находится среди них, живой и невредимый, и ест кашу. Но, по понятным причинам, он не мог полностью следовать известному русскому обычаю, гласящему: «Ты меня вначале накорми, напои да спать уложи, а наутро расспрашивай». Для расспросов времени у них оставалось совсем мало.

— А как ты-то сюда попал? Мы ведь тебя с самой осени в окрестностях Москвы усердно разыскивали. Как говорится, носом землю рыли.

— Вначале в ските у отшельника отлеживался, затем в одном селе почти месяц провел, потом — опять в скит, а по весне и двинул на Засечную черту. До нее ведь гораздо ближе, чем до Лесного Стана. Думал, что обязательно здесь нашу дружину встречу.

— А в котором селе ты был-то, брат?

Михась назвал село. Бойцы тут же посмотрели на своего командира, кто вопросительно, кто удивленно.

— Так ведь мы туда тоже заезжали, — растерянно произнес Разик, который обладал удивительной памятью относительно местности и географических названий.

— Да ладно, потом разберемся, — беззаботно махнул рукой Михась. — Вы же строевые бойцы, а не особники, чтобы сыск вести.

— А особник-то с нами был.

— Кто? Уж не Фрол ли?

— Да нет, не Фрол. Катерина.

— Катька?! — Михась заулыбался радостно. — Как она? Надеюсь, жива и здорова? Куда же вы ее потом отправили?

— С ней все в порядке. Сейчас гостит в Москве, в усадьбе боярина нашего, Ропши. Ну, не гостит, конечно, а выполняет служебное задание. Продолжает поиски любимого брата.

— Спасибо за радостную весть о сестренке!

— Погоди благодарить, — загадочно усмехнулся Разик. — Это еще не все новости, тебя касаемые.

— Да уж, — подхватил Желток. — Даже и не знаем, как и чем ты нас за такие вести награждать будешь!

— Ну, выкладывайте, не томите! — Михась по тону друзей, конечно же, понял, что они готовятся сообщить ему нечто радостное, но сердце его все равно тревожно забилось, голос почему-то дрогнул.

Желток украдкой подмигнул Разику и бойцам и взял на себя почетную обязанность провозглашения важной вести.

— В монастыре нашем решили, дружинник Михась, что ты уже достаточно повзрослел, остепенился. Будто бы поумнел даже. Хотя в этом, пожалуй, тебя перехвалили, поскольку ты до сих пор продолжаешь дразнить своего лучшего друга, имеющего к тому же немалый воинский чин, глупой белкой! — Желток замолчал, печально покачал головой.

Он всегда шутил с самым что ни на есть серьезным лицом.

— Так вот, — торопливо продолжил бравый десятник, заметив нетерпеливое движение Михася, сделавшего вид, будто он собирается надеть на голову другу котелок с остатками каши. — Они решили, что ты вполне созрел для того, чтобы жениться. На леди Джоане, естественно.

Михась, вместо того чтобы обрадоваться долгожданному известию, понурил голову:

— Вспомнит ли она меня? Столько времени прошло! Да и когда теперь я смогу отправиться к ней в Англию...

— Какая Англия, братцы? — с наигранным удивлением обратился Желток к окружавшим его бойцам. — Я вообще не верю, что есть такая страна. Да еще и на острове! Чушь какая-то, выдумки географов. Любой мало-мальски грамотный человек знает, что леди Джоана живет вовсе не в какой-то там мифической Англии, а, как все нормальные люди, гостит у своей подруги.

— Какой подруги? — воскликнул растерянно Михась, совершенно сбитый с толку.

— У меня просто нет слов от возмущения! До такой степени не интересоваться духовным миром любимой девушки! Не знать ее лучших подруг! — Желток широким жестом призвал присутствующих разделить его негодование. — У Катерины, естественно.

— Какой Катерины?!

— Ну, ты даешь, боец! Держите меня, люди добрые, а не то я за себя не ручаюсь! Этот человек не знает имени своей родной сестры!

Желток, поднявшись во весь рост, произнес последнюю фразу с таким пафосом, с такой жестикуляцией, что ему позавидовал бы любой трагик из пока еще лучшего в мире лондонского театра. Впрочем, вероятнее всего, он вскочил на ноги с целью избежать реальной опасности нахлобучки на голову котелка с кашей.

Разик положил руку на плечо Михася, потерявшего дар речи.