Андрей Муравьев - Меч на ладонях

Ученый скривился, по-видимому считая замечание несущественным, но Костю поддержал Горовой:

– А вот тутачки Костя дело кажить. Неча нам робить в Венеции той без кассы. Здесь нам и место, и ежу [151]дають, много не пытають. Поглядим, кто чым дыша, можа, где чего и перехватим. А там и в Азию ту, туда ее в бок.

Осмелился подать голос Захар:

– Во-во. Че переться-то от стола? Пущай жирком обрастем, а то все носимся, как волки по весне. Месячишко подождем, может, и придумаем чего.

Горовой привел еще один довод остаться:

– Да и слово я княжне давал за баронеской малой приглядеть. А тут одни огорчения для нее. Не по-людски зараз отседова уезжать.

Сомохов только рукой махнул:

– Придет время, поймете, что я прав был. – Он вздохнул. – Да поздно будет.

Костя, убедившись, что никто его не пробует больше увести от объекта его мечтаний, примирительно предложил:

– А пока предлагаю прикинуть, как заработать здесь денег. А то проблема финансов может стать перед нами вполне серьезно.

На том и порешили.

Баронесса предложила своим товарищам по путешествию сопровождать ее в ходе посещения Ги. Седой Артуро недовольно морщился: старому рыцарю не нравились варвары-северяне, приехавшие с новой госпожой, но противиться воле не решился.

Городок встретил свою новую госпожу распахнутыми воротами, перед которыми стояла толпа знатных жителей Ги во главе с бургомистром. При приближении отряда баронессы, в котором кроме нее и «полочан» было около десятка дружинников во главе с д'Кобосом, жители Ги разразились приветственными криками. Самые заводные даже подбрасывали свои колпаки и береты в воздух, чем привели в ужас многочисленное воронье с окрестных помоек.

Селение производило благоприятное впечатление. Традиционные узкие улочки были вымощены деревянными чурбачками, плотно пригнанными друг к другу, а главная площадь и торговый ряд даже сохранили еще с римских времен булыжное покрытие. Центром города был небольшой плац, на одной стороне которого стоял местный собор Святого Иоанна Крестителя, а на другой – ратуша, где размещались и стража, и суд, и приемная бургомистра, и арсенал городского ополчения.

По сторонам площади стояли дома наиболее состоятельных жителей городка. Население насчитывало чуть меньше тысячи человек, но было по большей части достаточно зажиточным. Доход давали цеха кузнечного дела, имевшие в том числе и оружейные мастерские, кожевенные цеха, из-за вони, которую они создавали, вынесенные на окраину, противоположную замку. Кроме того, Ги был торговым центром для окрестного сельского населения, а на воскресную ярмарку сюда съезжались купцы даже из Генуи, Милана и Бургундского герцогства, скупавшие урожаи местных деревень. Кроме двух цехов, продукция которых расходилась по всей Италии, в Ги существовали пара красилен для выделки кожи, две мясобойни, перерабатывавшие мясо для закупщиков из Генуи (миланцы просто гнали животных к себе), пяток харчевен и постоялых дворов, десяток лавок самой разной направленности – от суконных до торговавших специями [152]. Кроме собора гичане построили еще пять церквей (по количеству улиц).

Все это рассказали и показали баронессе во время импровизированной «экскурсии». Сама Иоланта заинтересованно поддакивала и время от времени задавала уточняющие вопросы, чем вызывала новый всплеск эмоций у пожилого добродушного толстяка-бургомистра. На новую госпожу встречные жители смотрели как на икону в церкви – с трепетом и экстазом. К ее приезду улицы убрали от нечистот, вылизали фонтан на главной площади, подновили городские ворота. Стража блестела начищенными кирасами и алебардами, чем выгодно отличалась от чумазого голодранца, встреченного баронессой и ее спутниками по приезде у ворот замка.

По окончании экскурсии новую госпожу и ее спутников пригласили в ратушу на обед с видными жителями города. Иоланта благосклонно приняла предложение, чем привела верхушку местного бомонда в полный восторг. Костя отметил про себя, что, судя по всему, бургомистр и хранитель замка недолюбливали друг друга. Кроме того, бургомистр Энрико Товальятелла не был тем румяным добродушным простаком, каким он желал казаться своей госпоже. Несколько раз он совсем не дружелюбно рыкал на своих подчиненных, а раз даже устроил вполголоса разнос какому-то важному горожанину. Рядом же с баронессой он просто истекал елеем и нескончаемым потоком комплиментов.

Обед, вернее сказать, ранний ужин городской общине удался. Кроме хозяйки манора, рыцаря Тимо и Артуро на нем присутствовали около полутора десятков граждан Ги, которых очень взволновало данное мероприятие. Это было видно по надутым, красным от волнения лицам и выпяченным вперед солидным животам. За обедом Товальятелла произносил тосты за новую госпожу, желал ей всяких благ и удачи, а Иоланта де Ги благодарила за прием и надеялась обрести в присутствовавших не только подданных, но и верных друзей. Костя отметил, что от такой речи благородный Артуро поморщился, но смолчал. Когда Малышев пихнул в бок Сомохова и указал на реакцию хранителя замка, тот знаком показал, что видел ее и принял к сведению.

Для дружины и гостей баронессы, а также рядовых мастеров цехов накрыли столы перед ратушей. Стража обнесла это место небольшим заборчиком и следила, чтобы местный сброд не пробовал втиснуться за столы для избранных.

Ближе к вечеру баронесса напомнила всем присутствовавшим на трапезе, что в воскресенье она будет принимать вассальную клятву у города. За всех жителей будут клясться два десятка наиболее видных жителей и оба ее вассала из числа рыцарей.

Бургомистр очень расстроился, услыхав о сроках. После речи госпожи он начал просить ее перенести попозже день присяги, с тем чтобы город смог приготовить соответствующие подарки своей новой госпоже. Заинтригованная баронесса легкомысленно согласилась, чем вызвала очередную мину недовольства на лице благородного Артуро.

Закончилось народное гулянье только с заходом солнца.

Милан гудел. На пересечениях улочек собирались кумушки и служанки, жарко обсуждавшие последние новости. Степенные отцы семейств предпочитали многочисленные харчевни с прошлогодним вином и всеведущими стражниками архиепископа, всегда готовыми на халяву посидеть в кампании, чтобы за очередной кружкой задумчиво жевать губами на вопросы и загадочно закатывать глаза. Что те, что другие сходились в одном: быть военному походу. Архиепископ потребовал у города выделить пятьсот человек ополчения, к его замку уже неделю съезжались вассалы Милана со своими копьями, а то и целыми баннерами [153], а это могло значить только одно…