Андрей Муравьев - Меч на ладонях

Потом уже шумной веселой толпой они ввалились в чей-то большой дом, где их пригласили к общему столу, где Костя опять чокался, обнимался, говорил тосты и так далее. Помнились только чьи-то горящие глаза и необычный подъем – хотелось говорить, говорить, говорить!

Костя проснулся оттого, что очень захотелось чихнуть. Солнышко еще только начало свой путь, и его первые лучики стыдливо подбирались к брошенным у окна сапогам. Дальше взгляд Малышева скользнул по спинке кровати, прошелся по чьим-то симпатичным загорелым ножкам, уперся… Стоп! Какие ножки?

Фотограф аккуратно подвинулся и обнаружил предмет, из-за которого так хотелось чихнуть: на его левой руке покоилась целая копна светлых волос, обладательница которых (как и симпатичных ножек!) мирно посапывала у его бока.

Горло запершило. Где бы выпить?

Костя пошарил по полу у кровати. Судя по окружавшей его обстановке, ночевал он явно не в той гостинице или постоялом дворе, в котором остановился вчера. Яркие дорогие шторы из тяжелого бархата, резная мебель, камин – все это было не похожим на убранство съемного жилья. Обладательница копны волос, почувствовав, что мужчина встал, не просыпаясь, погладила его (рука скользнула по спине, вызвав мгновенный сладкий озноб), что-то пробормотала и завалилась спать дальше. Малышев приподнялся на локте – придется разбираться самому.

С трудом, пошатываясь и борясь с чудовищной головной болью, он стал на ноги.

– Где же они воду держат?

Из складок одеяла (не мешка, набитого сеном или соломой, или шкуры, а именно из одеяла!) на секунду возникла рука и ткнула пальчиком в сторону. Костя повернулся в указанном направлении и напоролся на столик с фруктами и маленьким графином вина. То, что это был не глиняный кувшин, а графин из дорогого венецианского дымчатого стекла, только подтвердило первые впечатления от места – это не гостиница!

После бокала вина стало легче думать и дышать. Вместе с мыслями в голове возникли и разные подозрения по поводу вчерашнего вечера. То, что Костя провел его бурно, не вызывало сомнений: из одежды на нем был только нательный крестик.

Симпатичная хозяйка комнаты, продолжавшая сладко спать, разбросанные тут и там предметы мужского и женского туалета – все говорило о том, что вечер удался! Только вот воспоминания упорно заканчивались на харчевне. Картинки с улицы, полной веселившихся итальянцев, изредка мелькали, но дальше… дальше ничего! А ведь явно что-то было.

Костя прокашлялся.

– Э-э… Послушай… – Он запнулся. Сведения об имени собеседницы явно были пробелом в его багаже знаний. – Красавица!

Копна волос пришла в движение, и из них на него глянули симпатичные зеленые глазки. Хозяйка (или не хозяйка?) приподнялась из складок одеяла и разбросанных по кровати маленьких подушек и плавно потянулась, открывая Малышеву вид на белую кожу спины и точеную шейку.

– А, проснулся, – томно промурлыкала она и начала выбираться из-под покрывала. – Иди ко мне, бычок…

Симпатичное личико улыбнулось и подмигнуло. Костя сглотнул слюну.

– Хм. Ты не подскажешь мне, что я вчера сделал?

Девушка резко поднялась и села в постели, инстинктивно подтянув одеяло до самого подбородка. В ее взгляде промелькнула тревога.

«Не то, мля, не то брякнул!» – забилась в гудевшей голове запоздалая мысль.

– Ты что, совсем ничего не помнишь? – нехорошим тоном спросила красавица.

Видимо, вид Малышева был достаточно красноречив, так что ответа она не стала дожидаться. На симпатичном личике появились недовольные морщинки, брови нахмурились. Тем неожиданней был прозвучавший смех.

– Видимо, сильно тебя приложило вчера! – Обладательница симпатичных ножек снова расслабилась и потянулась к столику с фруктами и вином.

Костя почесал гудевшую голову. Неожиданно пальцы наткнулись на громадный синяк – шишка находилась почти строго по центру лба, и что несомненно, являлась той самой причиной, по которой утренняя боль не проходила и после двух бокалов вина.

– Чем приложило? – выдохнул Костя, автоматически наливая вино в бокал незнакомке. Следом плеснул и в свой бокал – вино было красное, терпкое, вкусное.

Та удивленно вскинула брови:

– И этого не помнишь?

Костя честно помотал головой:

– Не-а.

Незнакомка (незнакомка ли?) склонила головку набок и осмотрела полуголого Костю сверху вниз.

– А что помнишь?

Малышев подумал и честно ответил, что ничего. Девушка задумалась:

– А ты и правда папский легат?

Костя поперхнулся вином:

– Кто?

Девушка удовлетворенно хмыкнула:

– Так и знала… Ну ведь так и знала!

Малышев пересел на край кровати и заглянул все еще хмыкавшей красавице в глаза:

– Давай-ка, милая, поподробней!

Она сверкнула глазками:

– Лгун! Поподробней ему. – Незнакомка потянулась за спелым апельсином, но, встретив взгляд Кости, убрала руку и села поудобней. – Рассказывай ему… Натворил, а потом рассказывай! Что помнишь-то?

Костя честно признался:

– Свадьбу помню.

Девушка вздохнула.

– Бедной вдове и довериться некому. – Она подтянула к себе халат и, закутавшись, начала повествование. – Ты на свадьбе, наверное, выпил малость. И говорить стал. Говорить про то, что христианская религия – самая правильная, нужная и верная, папа Урбан – уста Божьи, святейший человек, что на нем великая печать Господа нашего лежит, дела ему важные предстоят по усилению авторитета церкви.

– Ну, и что дальше?

Девушка поправила волосы и продолжила:

– Да правильно все говорил, по делу. Но дальше ты на тех перешел, кто законы церкви не чтит. Пока курия дела, угодные Богу, творит, есть люди, говорил, кто под личиной церковных служителей, как змея, в дом вползли и заразу разводят: целибат не чтут, постов не блюдут, должности и земли церковные по знакомым раздают, именем матери нашей, церкви, прикрываясь. Кричал, что не понимаешь, за какие такие церковные интересы сейчас дети Милана кровь свою проливают, оставляя жен и матерей безутешными. Шутил, что эти интересы у архиепископа ниже пояса под сутаной болтаются, а должны в сердце жить, а не в… ну, там, в общем… Смешно так шутил, всем понравилось.

Костя, который ту смесь латыни и итальянского, на которой здесь говорили, знал чуть лучше, чем на уровне «привет-пока», усомнился:

– Я такое говорил?

Девушка хмыкнула:

– Ну да. Ты вообще много чего говорил. Красиво, долго.

Он почесал голову. Боль не проходила.

– А потом?

Красавица закончила шнуровать халатик и продолжила рассказ:

– А потом пришли стражники за тобой.

Костя подался вперед:

– И?

– Ну, как я поняла, к тому времени народ уже был слегка пьян и слушал тебя долго. Стражников побили и выкинули, а тебя на руках качали. Шорники – они, может, и тормоза, но когда кого за своего примут, то держатся до конца.