Лорел Гамильтон - Пляска смерти

– Он любит свою жену. Это не преступление, – сказала я.

Огги пожал плечами.

– Анита! – Робкий голос Ноэля привлек к нему мое внимание. Он подполз чуть ближе, протягивая руку, страх был написан на его лице. – Анита, пожалуйста, прошу тебя, попробуй меня.

Я хотела сказать: «Я не дам им обижать тебя и твой народ», но не смогла. Это могло быть неправдой. У нас есть союз со львами, это правда, но если Джозеф действительно так распустил свой прайд, и у львов действительно принято так захватывать прайды, то ни одна другая группа животных не могла вмешаться. Мы могли помогать друг другу, но прямо вмешиваться в иерархическую структуру других групп – не имели права. Если, конечно, не хотели бы слепить огромную супергруппу из разных видов, но оборотни плохо взаимодействуют в межвидовых группах. Слишком много культурных различий.

Но единственный способ отослать Хэвена домой – найти другого льва, который понравится моей львице. Черт, хреново. Ноэль смотрел на меня, протягивая руку. От страха он казался еще моложе и неопытней. Ни одна группа оборотней не может существовать без доминантов – нужны мышцы, сила, и еще – сила воли. Если Джозеф действительно действовал так, как сказал Огги, то его прайд был в смертельной опасности. Если не сейчас Хэвен и Пирс, то потом кто-нибудь другой. Конечно, если кто-то из них станет моим полупостоянным pomme de sang, другие львы дважды подумают, прежде чем нападать.

Черт, и мастера вампиров со всей страны, даже тех территорий, где балетная труппа и мимо не проезжала, предлагают кандидатов в pomme de sang. Нам придется принимать потенциальных кандидатов в пищу еще месяцы, когда вся компания разъедется. И уже поступили заявки от групп оборотней, не связанных ни с одним вампиром. Вот когда с тобой начинают заигрывать акулы, тогда и понимаешь, что ты – крупная рыба.

Я сделала единственное, что мне пришло в голову: взяла руку Ноэля и притянула его к себе. Что делать после этого, я толком не знала, но что-нибудь придумаем.

От Ноэля пахло страхом. Пищей от него пахло, но не пищей для ardeur'а. Пахло мясом, которое еще не перестало дергаться. Я толкнула его на пол, задрала рубашку ему до плеч, уставилась на обнаженные грудь и живот. Он дышал так часто, так глубоко, что живот поднимался и опускался. И я опустила рот к этой бледной и мягкой коже, но не вплотную, а так близко, что мое дыхание отражалось от него теплым, а с этим теплым дыханием пришел его аромат – сильнее, гуще. Я даже глаза закрыла, но я слишком погрузилась в разум зверя, чтобы зрение могло сильно помочь или помешать. Главное было в запахе его тела, в звуке его дыхания и биений сердца. Я прильнула ухом к его груди, и слышала этот лихорадочный стук, такой ясный, с таким чудесным испугом. Приложив руку к его животу, я наслаждалась его движением, его дыханием.

– Дыши медленнее, Ноэль, – посоветовал Мика, – а то голова закружится.

– Не могу, – произнес Ноэль, задыхаясь. – Она не о сексе думает.

– Если ты ведешь себя, как еда, то ты еда и есть.

Это сказал Тревис, стоящий за нами.

Я легла на пол, положив голову Ноэлю на сердце, рука ловила движения дышащего живота, такого мягкого… нежного…

От этой мысли мое лицо прильнуло к нему, скользнуло вниз, до грудины, до верхнего края живота. Так близко, что видно было, как он поднимается и опускается, щекой ощущалось. Я подняла лицо и поцеловала его в живот.

Он дернулся, будто я его укусила, и восхитительно хныкнул.

Я погрузила рот в мягкую, податливую плоть живота, забрала в рот сколько могла, не пуская кровь. Укусила сильно и глубоко, и мне вся моя сила воли понадобилась, чтобы оторваться от этой плоти, оставив ее целой.

Оторвалась и поползла боком, пока меня стена не остановила. Ощущение этой теплой и нежной плоти наполняло мне рот. Я ощущала ее, та память чувств, что еще долго будет преследовать.

– Скажи что-нибудь, Анита, – донесся спокойный голос Мики.

Я трясла головой.

– Еда, – прошептала я. – Всего лишь еда.

– Ноэль – всего лишь еда, – повторил Мика.

Я кивнула, не открывая глаз.

– Встань, Ноэль, – недовольно и сердито велел Тревис.

– Прости, – выговорил Ноэль.

Я наконец открыла глаза, увидела, как он поправляет рубашку. И никому не глядит в глаза, как после провала.

– Все в порядке, Ноэль. Огги и Пирс правы: Джозеф принимает только нижних.

– Он не нижний, – сказал Натэниел. – Иначе ему был бы приятен укус и опасность. Может быть, этого хватило бы, чтобы переключить тебя с еды на секс. – Натэниел пожал плечами. – Он слишком… правильный.

Когда-то я бы поспорила…

– Я бы попросил об одолжении, – сказал Тревис.

Мы посмотрели на него.

– Ты не могла бы подойти ко мне, чтобы мне к тебе не ползти?

Я вспомнила, что забыла спросить.

– У тебя перелом руки – самая серьезная травма?

– Трещины в двух ребрах, может, небольшой перелом. Доктор Лилиан сказала, что без рентгена сказать трудно. Сотрясения нет – слишком, наверное, твердолобый.

Он попытался улыбнуться и почти смог это сделать.

Я поползла к нему – Мика отодвинулся, давая мне дорогу. Натэниел пополз рядом со мной, и я обернулась к нему.

– Вряд ли Тревису нужна будет компания.

– Я единственный в твоей коллекции подчиненный, все прочие – доминанты.

Это заставило меня остановиться и подумать, даже сесть на пятки.

– Дамиан не мастер.

– Нет, но подчиненный он потому, что у него не хватает силы доминировать. А я – потому что мне так нравится.

Я нахмурилась:

– Если ты к чему-то ведешь, говори.

– Спроси его, есть ли в прайде кто-нибудь, кто сильно свингует, как я.

Я подумала обо всех этих мужчинах. Может быть, Натэниел прав? И у всех личность доминантная, кроме него? Ричард – ого, Ашер – да, Жан-Клод – еще как да, Мика – да, Джейсон… Джейсон – нет.

– Джейсон, – сказала я.

– Вызывали?

В коридоре тут же нарисовался Джейсон. Короткие светлые волосы аккуратно подстрижены, как у младшего начальника в преуспевающей компании. Тело тоже подошло бы – если этот младший начальник достаточно часто ходит в гимнастический зал. Роста он примерно моего, для мужчины низенький, и почти всегда по-мальчишески красив. Но он глянул на Ноэля, неуверенно встающего на трясущиеся ноги, на Тревиса с его заметными травмами, на Натэниела и на меня, так близко к нему, совершенно голому. Джейсон заметил все это с одного взгляда, и лицо его переменилось. Не сказать, что именно, но вдруг он стал старше, взрослее, и глаза его цвета весеннего неба наполнились знанием, разумом. Обычно он это скрывал, но в этом веселом и приятном теле жил очень острый интеллект.

Но тут же этот вид сменился его обычным шалопайским поддразнивающим выражением. Я, впрочем, слишком хорошо его знала, чтобы обмануться.