Лорел Гамильтон - Пляска смерти

Валентину обратил педофил, который оказался вампиром. Он устроился в глухом местечке и там изготовлял себе игрушки почти пятьдесят лет, пока случайно не выяснилось, чем он занимается. Валентине еще повезло – он ее обратил, но не успел сделать своей невестой. Почти всех его «невест» и «женихов» пришлось уничтожить – слишком они были дики, слишком безумны. То, что один из «ее» вампиров творил такие вещи, было одним из очень и очень немногих фактов, заставивших Белль испытать чувство вины.

– Да, – сказал Жан-Клод, – конечно, ты ребенок. Ты наша petite fleur.

Он подошел к ней, как будто старался не дать ей услышать разговор взрослых. Пусть выглядела она на пять, но было ей не меньше трехсот лет: тело детское, а ум – отнюдь. Но если не следить за собой, то мы все обращались с ней по внешнему виду, а не по умственному развитию.

Она обернулась ко мне детским личиком с серьезными глазами.

– У тебя будет ребенок?

– Может быть, – сказала я.

Она улыбнулась, обнажив клыки, тонкие, как иголочки.

– У меня тогда будет с кем играть.

Жан-Клод потянулся было взять ее за руку – и задержал руку. Ему самому не раз пришлось пострадать от рук Валентины. И он никогда не забывал, что она – чудовище.

– Где Бартоломе? – спросил он. – Разве он не должен сегодня за тобой присматривать?

– Я не знаю, где он, – ответила она, глядя в глаза Жан-Клоду.

Он едва заметно коснулся ее плеча. Она смотрела мимо него, на меня. И в этом взгляде ничего не было от детства.

– Ей больше трехсот лет, Жан-Клод. Не обращайся с ней как с пятилетней.

Он посмотрел на меня:

– Валентина хочет, чтобы с ней обращались как с ребенком, и это ее право. – Он опустил глаза к ней. – Не правда ли, ma dulce?

Голос его лгал, но он не прикоснулся к ней, как сделал бы, будь она действительно ребенком.

Она кивнула, но глаз с меня не сводила. Из этих глаз на меня смотрели столетия силы, загнанные в тело слишком хрупкое, чтобы делать то, что было на уме. Бывали ночи, когда я жалела ее, а бывали моменты, как сейчас, когда я сомневалась, была бы она в своем уме, даже если б успела вырасти. Что-то в ней было такое… просто неправильное. Насчет ее здравого рассудка – это был старый вопрос о курице и яйце. Мне она никогда не делала ничего плохого. Никогда даже не пыталась напугать меня намеренно. Но входила в шорт-лист тех, с кем я никак бы не хотела оказаться беспомощной наедине. Несколько месяцев у меня ушло, чтобы понять: мурашки по коже в ее присутствии только частично связаны с ощущением дисгармонии разума и тела. Понять, что Валентины я боюсь больше любого из прочих вампиров, которые называют Жан-Клода мастером.

– По-моему, весело будет, когда здесь появится ребенок.

– А что веселого? – спросила я, не зная, хочу ли я слышать ответ.

– Я больше не буду самая маленькая, – сказала она.

Ответ прозвучал совершенно невинно, так отчего же у меня возникло желание тут же сказать, что если она попытается моего ребенка обратить в вампира еще меньше себя, я ее убью к хренам? Паранойя – или простая предусмотрительность? Иногда трудно определить разницу.

Ричард пододвинулся ко мне, и я не возразила. Не только мне казалось, что с этой Валентиной что-то до ужаса не так. Он обнял меня за плечи, и я опять же не возразила. Когда глядишь в глаза Валентины, любой успокаивающий момент не помешает.

– Нет, – сказала я медленно. – Слишком много времени в «Цирке» – не стоило бы проводить.

Мика тоже придвинулся ближе, не касаясь меня, потому что Ричарду бы это наверняка не понравилось. Он еще терпел, когда вместе с ним ко мне прикасался Жан-Клод, но и только. Наверное, не только меня пугала эта «девочка-младенец».

Жан-Клод посмотрел на нас, все еще касаясь ее плеча.

– Я должен найти Бартоломе и наказать его, что не смотрит за ней лучше.

Валентина высвободилась, и Жан-Клод отпустил ее. Она двинулась дальше в комнату. Ричард теснее притянул меня к себе. Мика встал почти передо мной, не давая Валентине подойти. В другой ситуации я бы ему сказала, что такой необходимости нет, но мне не понравилось, как она заинтересовалась вообще всей этой историей с ребенком.

Валентина обошла нас по кругу. Напряжение ушло из моих плеч, Ричард выдохнул, почти как вздохнул с облегчением. А Мика не успокоился – стоял перед нами в напряжении, будто не был уверен, что она не вернется по тому же кругу. А Валентина пошла к Сэмюэлу и Самсону.

– Что ты делаешь, малышка? – спросил Жан-Клод.

Она сделала идеальный, очень низкий реверанс, придержав платьице ручками, скрестив лодыжки.

– Привет тебе, Сэмюэл, Мастер города Кейп-Код.

– Привет тебе, Валентина, – ответил он.

Она протянула ему руку. Он взял ручку в свои и едва прикоснулся губами к ее запястью. Все это было по протоколу, вполне приемлемо, но по движениям было ясно, что Сэмюэлу в ее присутствии тоже весьма неуютно.

Она повернулась к Самсону, уставилась на него, запрокинув голову, очень по-детски, но я готова была ручаться, что взгляд изучающих глаз детским никак не был. Я встречала этот взгляд и знала, сколько в нем силы, личности, воли.

– Это твой сын?

– Да, его зовут Самсон.

Она протянула ему руку, он взял ее, но вроде бы не знал, что с ней делать.

– Я не вампир, – сказал он, – ни чей-либо слуга, ни подвластный зверь.

– Но ты его сын, его наследник. А я – всего лишь обыкновенный вампир. Я даже не настоящий мастер.

Она говорила, что он превосходит ее по рангу.

Самсон посмотрел на отца, который, очевидно, взглядом показал что-то, потому что Самсон поднес ручку ко рту. Стараясь, как и его отец, не касаться девочки больше, чем это было абсолютно необходимо. Стараясь, как и его отец, при этом все время глядеть ей в глаза. Это мне напомнило поклоны противнику в дзюдо. Когда держишь глаза вверх, не спускаешь взгляда с оппонента – на всякий случай. Но между отцом и сыном была большая разница: один был вампиром и мастером, другой – нет. Он был наполовину человек, наполовину русалка. Может быть, он еще дорастет до чего-то большего, но пока что еще не дорос.

– Возьми меня на ручки, – сказала она высоким детским голосочком.

Он поднял ее и посадил к себе на колени. Она прильнула к нему. Он моргал, глядя в комнату, хмурился. И лицо его было почти страдальческим.

– Черт, – тихо сказала я.

Она подчинила его, подчинила его глазами.

– Валентина, он наш гость, – сказал Жан-Клод.

Сэмюэл поднял руку:

– Я своим поцелуем правлю по-старому. Он мой сын, старший. Если он не может освободиться от вампира, который даже не мастер…

Он не договорил.

– Ты его заставляешь постоянно заслуживать свое место, – сказал Жан-Клод.

Сэмюэл кивнул.

Я никогда не слышала о таком правиле, и так и сказала: