Дин Кунц - Неведомые дороги (сборник)

– Такая попытка предпринималась. Однажды утром, когда врачи прибыли в лабораторию для продолжения исследований, они нашли ночную смену мертвой. Паутиноподобные грибы росли из ртов, ноздрей, глаз людей... Идею ты уловил? С тех пор Стоун такого себе не позволял. Но мы не думаем, что он утерял эту способность.

Я вернулся к раковине, взглянул на свое отражение в зеркале. Кто-то вошел, чтобы воспользоваться писсуаром, и Бруно тут же скрылся в кабинке и захлопнул дверь.

– О черт! – простонал он, но незнакомец, похоже, не заметил ничего необычного в медвежьем голосе.

Я три минуты изучал свою физиономию, пока мы вновь не остались одни. Бруно вышел из кабинки. Похоже, на этот раз она произвела на него даже более сильное впечатление.

– Послушай, – я повернулся к нему, – допустим, Стоун находился менее чем в двадцати ярдах от меня, когда я развлекался с его дублями или как там они называются. Он мог перебраться в другую реальность?

– Нет, – мотнул головой Бруно. – Ты – приемник, не трансмиттер. Чтобы соскочить с этой временной линии, ему надо найти человека с талантом, обратным твоему.

– А они есть?

– Я обнаружил в этом городе двоих.

– Мы могли бы следить за ними и ждать его появления.

– Смысла нет, – возразил Бруно. – Стоун с тем же успехом может осесть в этой реальности и подчинить ее себе. Сделать базой для вылазок в другие.

– В чем его сила?

– Я же сказал, он опасен.

– Тогда пошли, – и я повернулся к стальной двери, ведущей в подвал соседнего склада.

– Ты прелесть.

Я посмотрел на него, стараясь уловить издевку на его медвежьем лице, но оно ничего мне не сказало.

– Прелесть? Я – прелесть? Послушай, если один парень говорит другому, что он – прелесть, особенно, если они в сортире...

– То что?

– Неважно, – я начал краснеть.

– И потом, я не парень. Медведь.

– Ты парень-медведь, не так ли?

– Да.

– Вот и заканчивай с "прелестью".

– Я лишь хотел сказать, что за несколько часов ты узнал о существовании параллельных миров, разумного медведя и инопланетянина, и тебя это совершенно не потрясло.

Я разъяснил ему, что к чему.

– Вчера я был в отличном настроении и крепком подпитии. Провел шесть часов в постели с роскошной блондинкой по имени Сильвия. Съел два стейка, полдюжины яиц и гору жареной картошки. Выдавил из себя последнюю каплю стресса, вызванного последним расследованием. Начал жизнь с чистого листа. В таком состоянии я могу воспринять что угодно. И вообще удивить меня трудно, вот и не изумляйся, что тебе это не удалось. Кроме того, на кону стоят три тысячи баксов, не говоря уже о таком пустячке, как профессиональная гордость. Так что пошли отсюда.

Мы миновали стальную дверь, деревянную и вновь очутились в подвале заброшенного склада.

Вернувшись на улицу, обнаружили, что за время нашего отсутствия выпал добрый дюйм снега и буран набрал силу. Снег лип к одежде, хлестал лица. Я ругался, но Бруно молчал, стоически воспринимая превратности погоды.

Миллион лет спустя, в двух миллионах миль от клуба металлистов, ориентируясь по меняющему цвет диску, мы вновь вышли на след инопланетянина. Пятеро подростков лежали в темном проулке, из их ртов, ноздрей, глаз торчали паутинообразные грибы. Полагаю, из задниц тоже.

– Этого я и боялся, – в голосе Бруно слышалось искреннее горе.

– Не переживай, – я наклонился в покойникам. – Это грабители. Уличная банда. Им без разницы, пристрелить твою сестру или съесть пончик. Об этой банде я слышал. Видишь, у каждого на левой руке вытатуирована кобра. Должно быть, они пытались ограбить Стоуна и, как говорится, угодили в яму, которую рыли другому. Так что на этот раз Стоун только сослужил нашему миру добрую службу. Эти подонки больше не будут отнимать деньги у старушек и бить стариков, чтобы завладеть их карманными часами.

– В любом случае мы должны избавиться от тел, – заметил Бруно. – Нельзя допустить, чтобы их нашли. Возникнет много вопросов о причине гибели, а эта реальность еще не готова к восприятию идеи параллельности миров.

Бруно достал свое странное оружие. Передвинул рычажок регулятора на рукоятке и за секунду превратил в пепел пятерых бандитов. Насчет "дисней дет хоуз" он сказал правду: оружие, что надо.

Пока мы поддавали ногами серый порошок, помогая ветру разнести его и смешать со снегом, настроение у меня заметно упало. Я напоминал себе, что цена вопроса – три тысячи баксов. И Сильвия. И хороший виски. И что я потеряю все это, если струшу. Потому что, если частный детектив дает задний ход, его карьера закончена. Или карьера, или жизнь.

После проезда снегоочистительных машин мы могли идти по улице, не борясь с толстым слоем снега под ногами. Диск поначалу чуть светился янтарным цветом, но постепенно приобрел оранжевый оттенок. Увеличилась и яркость. А уж когда на периферии появился красный ободок, мы воспряли духом.

Улицу нам пришлось покинуть, потому что диск повел нас в прибрежный парк, где снег быстро вымочил мне и носки, и низ брючин.

На набережной диск в руке Бруно стал ярко-красным, впервые за вечер, а вскоре мы увидели Грэхема Стоуна. В дальнем конце пирса яхт-клуба. Он как раз перебирался на палубу моторной яхты. Потом бросился к рубке, скрылся внутри. Вспыхнули фонари вдоль бортов яхты, кашлянул и взревел двигатель.

Я помчался к пирсу с револьвером в одной руке, выставив перед собой другую на случай падения: ботинки скользили по снегу.

Позади что-то прокричал Бруно. Я его не расслышал. Крик повторился, потом коп-медведь бросился следом. Чтобы это понять, мне даже не пришлось оглядываться: от его тяжелых шагов тряслась земля.

Когда я добрался до конца пирса, Стоун уже отводил от него яхту. На бегу я прикинул расстояние между пирсом и палубой: примерно двенадцать футов. Прыгнул, приземлился, в кувырке ударился плечом о палубу. На несколько мгновений от боли перед глазами засверкали звезды.

За спиной послышался разъяренный рев, потом что-то тяжелое плюхнулось в воду.

Бруно повторить мой маневр не сумел.

Лежа на палубе, я видел иллюминаторы рубки. Грэхем Стоун с ехидной улыбкой смотрел на меня. Может, он сам, может, один из его надувных дублей. Я поднялся, мотнул головой, отгоняя звезды, посмотрел на правую руку.

Револьвера не было.

Оглянулся на пирс. Бруно не было.

Должно быть, револьвер лежал сейчас на речном дне, зарывшись в ил, и ничем не мог мне помочь.

Стало как-то не по себе. Я пожалел о том, что утром ушел из "Классного места" и встретил Бруно. Вновь покачал головой, отгоняя неприятные мысли, и огляделся в поисках оружия.

Если появляются мысли о том, что хорошо бы вернуть все назад, следующим шагом становится депрессия, потом апатия и, наконец, переход в растительное состояние. Каким бы ужасным ни казался мир, надо двигаться. Не сидеть на месте, не замирать, двигаться.