Энн Райс - Кровь и золото

Я взглянул на него. Он наблюдал за мной, явно успокаиваясь.

– Пожалуйста, уезжайте из Венеции, как мы договаривались. – Я развязал кошель и положил на стол целую кучу флоринов, как во время обеих встреч с Боттичелли. – Это от меня, за ваши труды. Уезжайте, а когда сможете, напишите мне.

Он снова кивнул, светлые ясные глаза выражали решимость, а юное лицо – намеренное хладнокровие.

– Пришлите мне обыкновенное письмо самой обычной почтой. Но содержащиеся в нем сведения чудесным образом помогут мне наконец-то обнять ту, кого я не видел более тысячи лет.

Не понимаю, что его так потрясло. Несомненно, он знал возраст камней из Антиохии. Но я увидел, как шок сковал все его члены.

– Что я наделал? – произнес я вслух, обращаясь не к нему, а к себе. – Скоро я покину Венецию, из-за вас и по другим причинам. Я не старею, а потому недолго могу играть роль смертного. Я уеду из-за молодой женщины, которая танцевала сегодня с моим учеником, ибо я поклялся, что не допущу ее трансформации. И все же я отлично справился со своей ролью. Так и запишите в анналах. Опишите мой дом, картины и лампы, музыку и смех, веселье и теплоту.

Его лицо изменилось. Он опечалился и разволновался, хотя ни один мускул не дрогнул, и на глаза навернулись слезы. Мудрое выражение лица – в его-то годы! И необычайно сочувственное.

– В чем дело, Рэймонд Галлант? – спросил я. – Как вы можете из-за меня расстраиваться? Объяснитесь.

– Мариус, – ответил он, – мои наставники в Таламаске говорили, что вы покажетесь мне прекрасным и будете говорить со мной на языке ангелов и демонов.

– Где же демоны, Рэймонд Галлант?

– В том-то и дело! Демонов я не услышал. Я изо всех сил старался поверить, что они есть, но не услышал. Вы правы.

– Вы видели демонов на моих картинах, Рэймонд Галлант?

– Нет, не видел, Мариус.

– Расскажите, что вы видели.

– Робкое мастерство и чудесные краски, – не задумываясь ответил он, словно давно уже знал ответ. – Дивные персонажи и большую изобретательность. Все были в полном восторге.

– Да, но превзошел ли я флорентийца Боттичелли? – спросил я.

Его лицо потемнело. Он слегка нахмурился.

– Я отвечу за вас, если позволите, – продолжал я. – Нет, не превзошел.

Он кивнул.

– Вот и думайте, – заключил я. – Я бессмертный, а Боттичелли – просто человек. И который из нас способен творить чудеса?

Мне слишком больно было оставаться в его комнате дольше. Я протянул обе руки и нежно обнял его голову. Он не успел остановить меня, попытался высвободиться, но, разумеется, ничто не могло заставить меня ослабить хватку. Я встал совсем рядом и шепотом произнес: – Позвольте сделать вам подарок, Рэймонд Галлант. Слушайте внимательно. Я вас не убью. Я не причиню вам вреда. Я лишь хочу показать вам клыки и Кровь, а если позволите – имейте в виду, я спрашиваю разрешения, – если позволите, я уроню каплю Крови вам на язык.

Я открыл рот, обнажив клыки, и почувствовал, как застыло все его тело. Он забормотал на латыни отчаянную молитву. Тогда я, как сотню раз делал это для Амадео, пронзил себе язык.

– Хочешь Крови? – спросил я.

Он закрыл глаза.

– Я не собираюсь принимать за тебя решение. Тебе нужен мой урок?

– Да! – прошептал он, в то время как душа его твердила: «Нет, нет, нет…»

Я запечатлел на его губах жгучий поцелуй. Кровь вошла в него, и он содрогнулся.

Когда я его отпустил, он с трудом держался на ногах. Но этот юноша был далеко не трусом. Лишь на миг он склонил голову, а потом обратил ко мне затуманенные глаза и несколько мгновений стоял словно зачарованный.

Я терпеливо ждал.

– Примите мою благодарность, Рэймонд. – Я готовился уйти через окно. – Напишите мне все, что разузнаете о Пандоре, а если не получится, я пойму.

– Не смотрите на нас как на врагов, Мариус, – отозвался он.

– Не стану, можете не бояться, – сказал я. – Я никогда ничего не забываю. Я навсегда запомню, что вы рассказали мне о ней. И я ушел.

Я вернулся в спальню, где Амадео все еще дремал, словно опоенный вином, хотя пил только человеческую кровь.

Я собрался продолжать записи. Я попытался разумно изложить только что состоявшийся разговор. Попробовал описать Таламаску, основываясь на откровениях Рэймонда Галланта.

Но в конце концов я поддался искушению и принялся, как последний дурак, исписывать страницы словом «Пандора», а потом, уронив голову на скрещенные руки, представлял ее лицо и грезил, что шепчу ей о своей любви.

Пандора в северных странах… Что за страны? Зачем она там?

Ах, только бы найти ее спутника-азиата – уж я бы разделался с ним быстро и беспощадно, я бы освободил ее от притеснений. Пандора! Как ты допустила такое? И стоило мне задаться этим вопросом, как я осознал, что спорю с ней совсем как в прежние времена.

Когда пришло время отправляться в дневное укрытие, я обнаружил, что Бьянка спит в студии на длинном шелковом ложе.

– Какая ты красивая! – сказал я, нежно целуя ее волосы и сжимая прелестное округлое плечо.

– Я тебя обожаю, – прошептала она в ответ и снова погрузилась в сон – моя чудесная, милая девочка.

Мы проследовали в золотую комнату, где нас ожидали гробы. Прежде чем открыть свой саркофаг, я помог Амадео снять крышку.

Амадео устал. Его измотали танцы. Но он что-то прошептал сонным голосом.

– Что-что? – переспросил я.

– Настанет время – и ты не выдержишь: передашь Бьянке Кровь.

– Нет, – ответил я, – прекрати эти речи, ты меня злишь.

Он рассмеялся – холодно и бесстрастно.

– Знаю, что передашь. Ты слишком ее любишь, чтобы смотреть, как она начнет увядать.

Я твердо сказал:

– Нет.

И отправился отдыхать, не представляя себе, что так завершилась наша последняя ночь, последняя ночь моего могущества, последняя ночь Мариуса Римского, гражданина Венеции, художника и чародея, последняя ночь моего Золотого века.

На следующую ночь я по обыкновению поднялся и около часа ждал, пока Амадео откроет глаза. В его возрасте не так быстро реагируешь на закат, как я, да и среди других вампиров время пробуждения разнится вне зависимости от возраста.

Я сел в золоченой комнате и погрузился в раздумья об ученом по имени Рэймонд Галлант. Мне было интересно, последовал ли он моему приказу уехать из Венеции. Какую опасность он может навлечь, думал я, если у него возникнет такое желание? Кого он настроит против меня и под каким предлогом?

Я был слишком силен, чтобы меня уничтожили или взяли в плен. Абсурд! В худшем случае этот человек объявит меня опасным алхимиком или даже демоном, тогда придется забирать Амадео и уходить.

Но такие мысли меня не радовали, поэтому в те тихие моменты я предпочитал верить Рэймонду Галланту и вспоминать его с симпатией, а также мысленно осматривать город в поисках признаков присутствия храброго юноши, каковое возмутило бы меня в высшей степени.