Энн Райс - Лэшер

— И как же нам готовиться? — спросила Мона.

— Эрон, надеюсь, ваши люди в Амстердаме и Лондоне сумеют нам помочь? — голос Райена прозвучал еще тише, чем обычно. — Я думаю, подобные случаи находятся как раз в сфере ваших интересов и вашей компетенции. Помнится, Гиффорд без конца повторяла: «Эрон это знает», «Поговори с Эроном».

Свои слова Райен сопроводил печальной и рассеянной улыбкой.

Пирс никогда прежде не замечал подобной улыбки на лице своего отца. Никогда прежде не слышал в его голосе столь жалобных интонаций.

— Не знаю, что именно она имела в виду, но, полагаю, все же сумею быть вам полезен, — откликнулся Эрон. — Надеюсь, что история Мэйфейрских ведьм известна мне достаточно хорошо, хотя, разумеется, некоторые обстоятельства и детали по-прежнему остаются тайной. Несомненно, люди, связанные с нашим орденом, имеют полномочия проводить свои расследования, независимые от моих. Из нашего офиса в Лондоне я до сих пор не получил вразумительного ответа. Мне было дано единственное распоряжение: ждать, пока со мной вступят в контакт. Признаюсь, сейчас я пребываю в полной растерянности и не знаю, что вам посоветовать. Во всем этом деле столько путаницы.

— Вы не можете бросить нас на произвол судьбы, — воспротивилась Мона. — Забудьте об этих людях из Лондона, только и всего. Прошу, не лишайте нас своего содействия.

— Я бы всей душой рад вам помочь, — вздохнул Эрон. — Но в данный момент мне действительно нечего предложить.

— Наверняка это не так, — возразила Мона. — Кстати, может, кто-нибудь попробует дозвониться до Майкла? — добавила она, обведя взглядом присутствующих. — Я не понимаю, почему мы до сих пор не имеем от него никаких известий. Он собирался переодеться и вернуться на Амелия-стрит.

— Возможно, он так и сделал, — заметила Энн-Мэри.

Она нажала кнопку на маленькой коробочке переговорного устройства под столом и приглушенным голосом произнесла:

— Джойс, позвоните на Амелия-стрит. Спросите, не появился ли там Майкл Карри.

Взглянув на Мону, она добавила:

— Как видишь, узнать это несложно.

— Если вы хотите, чтобы я поделился с вами своими предположениями… — нерешительно пробормотал Эрон. — Если вы хотите, чтобы я сказал, как, по моему мнению…

— Да, да! — поспешно подхватила Мона. — Конечно, хотим!

— Как я уже говорил, это существо, несомненно, ищет себе пару. И если оно сумеет это сделать, если оно сумеет зачать ребенка и дождаться его рождения, то получит возможность совокупиться со своим отпрыском. И в этом случае нам придется столкнуться с более чем серьезной проблемой. Я бы даже сказал, с поистине чудовищной проблемой…

— Полагаю, нам лучше думать о том, как его отыскать и поймать, — недовольно перебил Рэндалл. — Что толку запугивать себя всякого рода жуткими фантазиями?

— Не спорю, поймать его было бы неплохо, — согласился Эрон. — Но подумайте о том, что все мы узнали от доктора Ларкина. Вспомните, что ему рассказала Роуан. Неведомое существо обладает невероятной репродуктивной способностью. Вы понимаете, что это означает? Из поколения в поколение в вашей семье передавалась одна старинная легенда — легенда о призраке, мечтающем обрести плоть. Теперь мы имеем дело с созданием гораздо более опасным, чем бестелесный дух. У этого существа есть не только плоть, но и из ряда вон выходящие биологические особенности.

— Вы считаете, появление этого монстра было предопределено заранее? — спросила Лорен. В ее тихом невозмутимом голосе звенел металлический холодок, всегда появлявшийся в те минуты, когда Лорен бывала особенно опечалена чем-то или, напротив, настроена наиболее решительно. — Вы думаете, нашей семье было суждено не только взрастить это чудовище, но и предоставить в его распоряжение женщин?

— Этого я не знаю, — пожал плечами Эрон. — Зато я уверен в другом. Если у этого существа есть сильные стороны, значит, неизбежно должны быть и слабые.

— Например, запах, — заметила Мона. — Запах его выдает. Ведь этот запах невозможно скрыть.

— Нет, я имел в виду некоторые свойства его физической природы, — возразил Эрон. — Свойства, которые делают его уязвимым.

— Не думаю, что оно обладает подобными свойствами. Доктор Ларкин выразился на этот счет достаточно определенно. И ученые из Нью-Йорка тоже. Судя по всему, это существо наделено мощнейшим иммунитетом.

— А также способностью к безудержному размножению, которая позволит ему заселить своими потомками всю землю, — добавила Мона.

— Как же он, по-вашему, намерен использовать эту свою способность? — спросил Рэндалл. — И, простите, какое отношение…

— Мона абсолютно права. Он намерен населить своими потомками всю землю, — негромко изрек Эрон. — Если только мы его не остановим.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА ДЖУЛИЕНА

Ах, Майкл, вы и представить себе не можете, как чудесно звучал ее голос. Я любил ее, любил всем сердцем, и мне было все равно, чья она дочь — Кортланда или кого-то еще. Подобную любовь мы испытываем лишь к существам, всецело нам близким, к существам, в которых видим собственное подобие. Но пропасть лет отделяла меня от этого юного создания. Отчаяние, сознание собственной беспомощности и бесконечного одиночества — все эти чувства захлестнули мою душу. Я опустился на кровать, и она села рядом со мной.

— Эвелин, дитя мое, я знаю, тебе открыто будущее. К тебе приходила Карлотта. Скажи мне, что ты видела?

— Я не видела ничего.

Голос Эвелин был таким же нежным, как и ее прелестное овальное личико, серые глаза, устремленные на меня, словно молили о понимании и снисхождении.

— Я видела слова, и я повторяла эти слова, — продолжала она. — Но я не знаю их смысла. Много лет назад я поняла, что мне лучше молчать. Эти слова должны умереть во мне. Не следует произносить их вслух.

— Нет, нет, дитя мое. Это не так. Возьми мою руку, прошу тебя. Скажи, что ты видишь? Какое будущее ожидает меня и мою семью? К чему нам следует готовиться? Или, может быть, у нашего клана вообще нет будущего?

Прикасаясь к руке девочки своими дрожащими старческими пальцами, я ощущал биение ее пульса, тепло, исходившее от юного тела. А еще я чувствовал то, что все мы издавна называем колдовским даром. Я видел крошечный шестой палец — неоспоримый знак. О, будь я ее отцом, я давно бы избавил ее от этого пальца, отрезал бы его, не причинив девочке ни малейшей боли. И подумать только, этот негодяй Кортланд, бросивший ее на произвол судьбы, приходился мне родным сыном. В те минуты мне хотелось его убить.

Но у меня были дела поважнее. Я крепче сжал нежную ладонь Эвелин.

Что-то дрогнуло в ее очаровательном личике; она вскинула точеный подбородок, так что длинная тонкая шейка стала еще красивее. А потом она заговорила. С губ ее стремительно срывались поэтические строчки, и тихий мелодичный голос, казалось, был порождением стихотворного ритма.