Энн Райс - Лэшер

Комфортабельный автомобиль двигался с большой скоростью.

— Что еще сказал вам Эрик? — спросил Лайтнер с нарочитым равнодушием, которое тем не менее не обмануло Ларкина.

— Он преградил мне путь, требуя сообщить, где находятся образцы. Держался довольно грубо. Грубо и агрессивно. Не могу даже этого вам передать. Мне показалось, что он пытался меня запугать.

— Но вы, полагаю, не удовлетворили его любопытство, — убежденным, но мягким тоном осведомился Лайтнер, глядя в темное окно.

Они ехали по скоростной трассе, то и дело перестраиваясь на свободное место в потоке машин. Местность за окном выглядела довольно обыкновенно: приземистые пригородные домики с ярко светящимися вывесками на них, пустыри с некошеной травой, мотели.

— Разумеется, нет. Я ничего ему не сказал, — ответил Ларкин. — Мне его выходка не понравилась. Кажется, я говорил вам, что Роуан Мэйфейр просила меня соблюдать конфиденциальность. Я приехал сюда, потому что вы изъявили желание предоставить мне некоторую информацию. Кроме того, меня попросила об этом семья. Я не намерен передавать эти образцы кому бы то ни было. Более того, я даже не уверен, что смогу получить их обратно от тех людей, у которых они находятся в данный момент. Видите ли, Роуан поставила мне одно условие. Она просила, чтобы образцы были протестированы тайно и в определенном месте.

— В Институте Кеплингера, — спокойно и вежливо произнес Лайтнер, как будто прочитал это у Ларкина на лбу. Между тем бесцветные глаза Эрона оставались совершенно спокойными. — Митчелл Фланаган — гений в области генетики. Он работал с Роуан до тех пор, пока она не решила оставить исследования.

Ларкин ничего не ответил. Машина, казалось, беззвучно парила над трассой. Чем дальше они ехали, тем чаще стояли по обочинам дома и тем более запущенными выглядели пустыри.

— Если вы сами все знаете, тогда почему этот парень в аэропорту меня расспрашивал? — поинтересовался Ларкин. — Почему, преградив мне дорогу, он пытался получить ответы на эти вопросы? Кстати сказать, а откуда вам это стало известно? Кто вы? Это мне тоже очень хотелось бы знать.

Вперившийся в пустоту взгляд Лайтнера выражал грусть и усталость.

— Как я уже сказал вам, сегодня утром в семье произошло нечто чрезвычайное…

— Да. Мне очень жаль это слышать. Уверяю вас, мне крайне небезразлично все, что происходит в этой семье. Просто ваш приятель здорово вывел меня из себя.

— Знаю, — любезно отозвался Лайтнер. — И прекрасно вас понимаю. Конечно, ему не следовало так себя вести. Я позвоню в Лондон и доложу об этом куда следует. Попытаюсь выяснить, в чем дело. Вернее говоря, постараюсь предотвратить подобные инциденты в будущем. — На какой-то миг в его глазах мелькнула искра раздражения и тотчас сменилась вспышкой недовольства и даже, как показалось Ларкину, страха. Но длилось это всего лишь мгновение, после которого его лицо вновь озарила доброжелательная улыбка. — Обещаю, что позабочусь об этом.

— Благодарю вас, — произнес Ларкин. — Откуда вы узнали о Митчелле Фланагане и Институте Кеплингера?

— Можете считать это моей догадкой, — ответил Лайтнер. Сколь ни старался Лайтнер сохранять выражение спокойствия на лице, было вполне очевидно, что он чем-то встревожен, однако его голос выдавал только усталость и общее подавленное состояние.

— А что у вас стряслось? Что за чрезвычайные обстоятельства?

— Я пока не знаю подробностей. Известно мне только то, что Пирс и Райен Мэйфейры были вынуждены поехать сегодня рано утром в Дестин. Поэтому они обратились ко мне с просьбой вас встретить. Судя по всему, что-то случилось с Гиффорд. Это жена Райена. Но я опять же ни в чем не уверен. Никаких точных сведений у меня в данный момент нет.

— А этот Эрик Столов… Кто он такой? Вы с ним вместе работаете?

— Не совсем. Он был здесь два месяца назад. Он является представителем нового поколения Таламаски. Это давняя история. Я выясню, почему он вел себя подобным образом. Видите ли, в Обители никто не знает, что образцы находятся в Институте Кеплингера. Но если его молодые члены проявят такое же усердие и рвение при знакомстве с делом, какое они показали на оперативной работе, им не составит большого труда это выяснить.

— Какое вы имеете в виду дело?

— О, это тоже долгая история. И не так-то просто ее рассказать. Мне понятно ваше нежелание делиться своими сведениями об этих образцах. Будь я на вашем месте, тоже не стал бы это делать.

— Что-нибудь удалось еще узнать насчет местонахождения Роуан?

— Ничего. Ничего, кроме лишнего подтверждения уже известных фактов. Я имею в виду то, что она со своим спутником была в Шотландии, в Доннелейте.

— Что все это значит? И где находится этот Доннелейт? В Шотландии? Странно. Когда я там охотился и рыбачил, то облазил почти все горы. Но ни разу не слышал об этом Доннелейте.

— Это старая, полуразрушенная деревня. Сейчас в нее толпой хлынули археологи. Там есть постоялый двор, на котором останавливаются туристы и ученые из университетов. Роуан видели там примерно две недели назад.

— Значит, это старые новости. Это плохо. Я имею в виду, что нет ничего нового.

— Да, ничего нового нет, — подтвердил Лайтнер.

— А ее спутник? Как он выглядит? — спросил Ларкин. Лицо Лайтнера слегка помрачнело. Было ли это проявлением усталости или горечи, Ларкин затруднялся сказать.

— О, вам известно о нем гораздо больше, чем мне, не правда ли? — заметил Лайтнер. — Ведь Роуан прислала вам рентгеновские снимки, распечатки электроэнцефалограмм и прочие свидетельства. Интересно, не прислала ли она вам его фотографию?

— Нет, не прислала, — ответил Ларкин. — Послушайте, а кто вы на самом деле?

— Понимаете, доктор Ларкин… Честно говоря, я и сам не знаю ответа на этот вопрос. И, вероятно, никогда не знал раньше. В последние дни я стал более откровенным сам с собой. Кое-что произошло. Не зря говорят, что чары Нового Орлеана действуют на людей. Равно, как чары семьи Мэйфейров. О наличии всех этих анализов и тестов я догадался. Если хотите, просто прочитал в ваших мыслях.

Ларкин рассмеялся. Слова Лайтнера прозвучали так примирительно, так философски, что он неожиданно проникся симпатией к этому человеку. И, расположившись к Эрону, даже сумел разглядеть то, на что поначалу не обратил внимания. Например, признаки легкой формы эмфиземы. А также то, что этот человек никогда не курил и, возможно, даже не пил. Для своих восьмидесяти лет — возраст, когда человеческое тело неумолимо движется к распаду, — он выглядел весьма бодрым и здоровым.

Лайтнер при этом улыбнулся и посмотрел в окно. Водитель машины, отделенный от пассажиров темным стеклом, маячил перед ними мрачным силуэтом. Ларкин заметил, что машина укомплектована всевозможными усовершенствованиями. В салоне имелся небольшой телевизор, средние дверцы были снабжены специальными приспособлениями, где во льду хранились слабоалкогольные напитки.