Ирина Верехтина - Другая реальность, или По ту сторону снов [Сборник рассказов]

– Там дальше по пояс ухнуть можно, – подтвердил хозяин. – Если в бочажину наступить. Её под водой-то не видно… Топь шутить не любит, – строго сказал хозяин пса.

По его глазам я поняла, что если бы можно было, он бы надел на меня ошейник и пристегнул поводок, чтобы не лезла в топь – если своего ума нет. Но я не собиралась в топь, я собиралась – в гости. А там, куда надо было идти, клубился белёсый прозрачный туман. Болото парит, поняла я. А как же… Где же тогда – тот дом?

Вероятно, я произнесла это вслух – в глазах мужчины отразилось непонимание. Помедлив, он распахнул калитку.

– Проходите. А вы к кому?

– Нет, я не к вам, не сюда, я в гости… Мне надо туда, – показала я в сторону тумана. – Не подскажете, как туда пройти? Может, в обход?

– Там никто не живёт. Болото там, Шептунова топь до самого Болшева тянется, до торфоразработок. Топь страшенная, даже летом не пройти, не высыхает. Живёт, значит, болото. Живое оно, говорят. И гостям завсегда радое, как войдёшь, не выпустит, – усмехнулся мужик. Господи, да за кого он меня принимает? За сумасшедшую? Похоже на то…

– Там дом стоит, на поляне. Бревенчатый, в два этажа. И люди живут, я зимой у них была, на лыжах здесь каталась.

– Вы что-то путаете. Может, не здесь катались? Мало в лесу зелёных заборов? Перепутали, наверное. Не ходили бы вы здесь, места здесь глухие, нехорошие. Гиблые места. Позапрошлым летом случилось тут… Отец с мальчишкой грибы собирали, ну и забрели на Шептуново болото… Леший в уши нашептал, ягодами да грибами заманил. Утопли оба, в болоте том. Оно ведь как бывает – увидел малец полянку зелёную, а за ней кочка с клюквой. Обрадовался, да через полянку эту, по траве пошёл… а трава-то расступилась!

– И что? – переспросила я, уже понимая – что.

– И – ничего. Утоп малец-то. Не трава это была, ряска болотная, а под ней трясина глубоченная. Отец–то спасать его кинулся, да куда там… Так и сгинули оба. И могилки нет. Столб поминальный им поставили, мать-то ходит… Поседела за один день. Она часто приходит. Гостинцы сыночку приносит. Восемь годков ему было, восемь всего. Митей звали.

– А где это? Столб этот – где?

– Тут недалече, – мужчина махнул рукой, попрощался и зашагал вдоль забора. Я проводила его взглядом и с замершим сердцем пошла в указанном направлении.

Под старой раскидистой берёзой стоял деревянный грубо сколоченный поминальный крест с островерхой крышей. В траве были рассыпаны яблоки, на салфетке – горка леденцов. На столбе две фотографии в траурных рамках. Подойдя ближе, я ощутила противную слабость и дрожь в коленях: с фотографии на меня смотрели знакомые глаза под чёрными широкими бровями – Олег! С другой фотографии светло улыбался краснощёкий мальчуган.

– Митя, это я, Рита. Я пришла, как обещала. Ты меня помнишь? – прошептала я и погладила его по щеке. Вынула из сумки яркую коробку и поднесла к фотографии, словно он мог увидеть. – Вот, машинку тебе купила, смотри, какая красивая, и лесенка выдвигается, видишь? И шофёр в кабине сидит, настоящий пожарник, в каске, – бормотала я, доставая подарки и складывая их на траву. Мои руки дрожали.

Так вот кто встретил меня зимой! Показал мне дорогу. Не впустил в дом – иначе бы я не вернулась. Если бы меня впустили, если бы пригласили в гости (а ведь Митя меня пригласил!), я бы не вернулась, осталась бы с ними навсегда – пить чай с брусничным листом, слушать завывания вьюги за окнами, лепить во дворе снеговика и играть с забавным мальчуганом, у которого такая светлая улыбка и который до сих пор ждёт свою маму.

Меня нашли бы замёрзшей, в снегу. Или вовсе не нашли бы, кто меня будет искать? Некому. Меня давно уже некому искать… Может, надо было остаться c ними, и сейчас мы были бы втроём. Были бы втроём…

– Приходи к нам! – явственно услышала я тихий шёпот.

Шептунова топь звала, манила, обещала, обманывала.

Неумело перекрестившись, чего не делала никогда раньше, я бросила последний взгляд на фотографии и, кивнув на прощанье Олегу и Мите, поспешила прочь, убыстряя шаги и не оглядываясь.

Маша вздохнула, просыпаясь, и открыла глаза. И растерялась от захлестнувшей её разноголосой волны звуков. Голоса звенели, звучали, разливались ручьём, рассыпались смехом, переплетались и звонким эхом улетали в небо – голубое, солнечное, безмятежное.

«Лето! Настоящее лето!» – радостно думала Маша. Она так давно не вставала с постели, что уже не помнила, какое оно – лето. И теперь с наслаждением вдыхала восхитительный, пахнущий свежестью воздух, в котором смешались запахи скошенной травы, нагретой солнцем земли и прибитой дождём дорожной пыли.

Маша с наслаждением вдохнула – ещё, и ещё раз, и ещё… И почувствовала мягкое прикосновение, словно кто-то невидимый целовал её ладонь. Маше стало щекотно, она сжала пальцы и улыбнулась. Здравствуй, лето!

***

– Коля!! Она пришла в себя! Она нас слышит! – вне себя от радости крикнула Марина. Николай на ватных ногах пошел к кровати. Нет, этого не может быть, не должно быть! Ей всего двенадцать, она не может умереть… Николай осторожно взял дочкину безвольную руку – ту, которая не соединялась с капельницей холодно блестящей иглой, – и поцеловал в тёплую ладошку. Машины пальцы дрогнули и сжались, на губах заиграла улыбка. – Врач сотворил чудо… Кто там говорил, что чудес не бывает?..

***

Площадь была заполнена народом. «Бли-иин, где ж тут своих найдёшь!» – подумала Маша, растерянно оглядываясь по сторонам. Вокруг неё вокруг бурлил людской водоворот. Машу толкнули, извинились, и тут же наступили на ногу и больно пихнули локтем в рёбра. Маша открыла было рот… но у её обидчика было такое счастливое лицо и такие сияющие глаза, что возмущаться ей почему-то расхотелось. В уши вливалась радостная какофония звуков – вокруг гомонили, смеялись, ругались…Люди бестолково толклись и так же как Маша, растерянно озирались по сторонам. Окликали кого-то, и расталкивая толпу и радостно улыбаясь, спешили на зов…«Бли-ин, как на вокзале!»

– Ба-аа! Ты где? – на авось крикнула Маша в толпу и услышала бабушкин голос.

– Не ори, не дома. Привыкла, понимашь, чуть чего не по тебе – в слёзы да в крик, а родители под твою дудку плясали, много позволяли, распустили девку вконец. У меня не забалуешь, я тебе мозги-то живо вправлю. Вставай! Разлеглась, понимашь, середь белого дня… Домой поедем. – Машу ласково потянули за руку (ту, в которой не было иглы). – Там дедушка тебя заждался…

Маша с удивлением поняла, что лежит на столе (и откуда он тут взялся?). Она спустила на пол босые ноги и поёрзала ими, нашаривая тапочки. Вместо пола под ногами оказалась земля. Машины тапочки бесследно исчезли, как и одежда. Впрочем, платье на ней было – длинное, белое, ниспадающее широкими складками платье невесты! Маша потрогала складки. Пальцы нащупали прохладный цветочный стебель. – «Цветы! Настоящие! Бли-иин, я чё, замуж выхожу? И кто же жених?»